Торкиль Дамхауг - Взгляд Медузы

— Вполне объяснимо, что тебе хотелось иметь брата. Близнеца, который переложил бы на свои плечи все то зло, которое тебе приходилось переживать дома. Ведь ребенком ты был довольно одинок, не так ли, Аксель? Так одинок, что тебе пришлось сочинить себе брата-близнеца, раз уж его у тебя не было.

Аксель расхохотался бы, если бы не был для этого слишком измучен. Смех застрял где-то в глотке. Викен еще какое-то время вещал о его жизни, о его ожиданиях и отторжении родителями, о наказаниях и бесчувствии. И вдруг он резко вернулся назад, к тому дню в лесопарке Нурмарка:

— Ты видишь перед собой эту женщину, Аксель. Что в тебе происходит в этот момент?

Аксель все еще никак не мог взять в толк, куда клонит этот человек. Он явно вел какую-то игру, в которой Аксель понимал, пожалуй, только то, что правила в ней постоянно менялись.

— Да ничего особенного, — просипел он, — я ее почти не знал.

— Почти не знал. И все-таки на тебя накатило бешенство. Бешенство, потому что она была пожилой женщиной. Потому что она оказалась прямо перед тобой, она, так сказать, преграждала тебе путь. И вот у тебя в глазах темнеет, Аксель. Происходит нечто, что ты не в состоянии контролировать. Ты хватаешь ее, оттаскиваешь ее прочь с дорожки, вглубь леса.

— Нет!

Он услышал свой собственный голос. Не стоило так кричать. Нужно было ответить спокойно или покачать головой, удрученно улыбнувшись. Но он крикнул, потому что внезапно ощутил, что ему хочется сказать: «Да, так все и было». Ощутил соблазн взять это на себя, стать таким тяжелым, чтобы погрузиться на самое дно, опуститься так глубоко, что глубже уже невозможно. Он крикнул потому, что все-таки не хотел утонуть.

— Ну что вы делаете? — простонал Аксель и повернулся к Эльтону, но адвокат смотрел прямо перед собой; ему, очевидно, нечего было возразить против методов инспектора.

— Давай скажем так, Аксель, — примирительным тоном заявил Викен, — допустим, это сделал не ты. Давай на минутку представим себе, что именно в этот момент появился кто-то другой, кто потащил Хильду Паульсен за деревья. Ты можешь себе это представить?

Аксель закусил распухшую губу.

— Я уверен в том, что твоего воображения, Аксель, на это хватит. Это сделал не ты, а другой человек. Он похож на тебя, будто вылитый ты. Это твой брат-близнец. Злая тень, следовавшая за тобой с самого детства. Он, который внезапно одерживает верх и делает вещи, которых ты сам никогда бы не сделал. Вещи настолько ужасные, что ты не в состоянии думать о них, деяния, которые ты пресек бы, если бы это было в твоих силах. Давайте будем называть его Бреде.

Аксель в изумлении уставился на инспектора. Брови Викена напоминали волосатых гусениц, выгибавшихся в попытке двинуться вперед и не трогавшихся с места.

— Это Бреде тащит Хильду Паульсен в чащу леса. Там он засовывает ей в рот кляп, прячет ее. Через несколько часов он возвращается на это место на велосипеде и забирает ее с собой в велосипедном прицепе, таком, в каких обычно возят детей. Он отвозит ее в место, о котором известно только ему. Несколько дней он насильно удерживает ее в подвале. Накачав ее средством, которое тебе как врачу, Аксель, хорошо знакомо. Называется тиопентал. Бреде чувствует себя всемогущим, когда стоит вот так над беспомощным телом. Он может точно определить, сколько еще она проживет. С точностью до секунды отмерить, когда ей умереть. Он достает хранившуюся у него медвежью лапу. Это уже не человек стоит там. Это могучее животное. И это бог. Он раздирает ей кожу острыми когтями. Он делает это неоднократно, издавая звуки, похожие на звериные. Потом он убивает ее. Всаживает укол ей в бедро. Убойную дозу.

Взгляд Викена был таким пронзительным, что Аксель отвел глаза.

— Потом он транспортирует труп назад, в лес, не особенно далеко оттуда, где он впервые встретил Хильду Паульсен. Он использует тот же самый велосипедный прицеп. Паульсен — женщина маленькая, она прекрасно помещается там, если ее согнуть. Можешь ли ты, Аксель, представить себе, что именно так все это и случилось?

Арестованный был не в силах выдавить ни слова. Инспектор продолжал свое повествование. Теперь речь зашла о Сесилии Давидсен. Аксель заходил к ней домой, на виллу в районе Виндерн, с результатами анализов, притом что обычно в подобных случаях он информировал своих пациентов в клинике. Если это, конечно, не был Бреде, которому внезапно пришла в голову мысль наведаться к ней домой. Несколькими днями позже, в четверг, 11 октября, он выходит следом за своей пациенткой в вечерние сумерки. Он накидывается на нее, усыпляет и затаскивает в машину. Он убивает ее тем же способом, каким убил Хильду Паульсен. Но на этот раз он заходит дальше — распарывает медвежьими когтями всю кожу. А потом он выбрасывает труп во Фрогнер-парке. Это сенсационно! Об этом говорит весь город. Это непонятно, это ужасно, будто какая-то всемогущая рука стоит за этим.

И вот очередь дошла до Аниты Эльвестранн. Это соседка молодой и красивой женщины, у которой Аксель проводит ночи. Вот почему Бреде выбрал ее — в качестве сигнала брату-близнецу: «Я рядом с тобой, Аксель, я следую за тобой как тень. И даже тогда, когда ты лежишь со своей студенткой». Он является к ней вечером в пятницу, 19 октября. Каким-то образом ему удается выманить ее из квартиры в свой автомобиль. Она садится туда, и сразу же начинается ее путь к тому месту, где завершили свою жизнь другие женщины, — к спрятанному в лесах домишке, может быть, или к даче в Ларколлене. Ночь на понедельник Аксель проводит у студентки. Он накачивает ее красным вином, чтобы она отрубилась. Пока она спит, это и происходит. Останки Аниты Эльвестранн транспортируют через подворотню, наверняка при помощи того же велосипедного прицепа, в котором перевозили Хильду Паульсен. Тело Аниты поднимают по лестнице и оставляют перед дверью, где спят студентка с Акселем.

— Ведь все было так, верно, Аксель? Или ты все-таки не спал в ее квартире и вы с Бреде вместе несли тело?

Викен выдержал долгую паузу. Целая минута прошла в полной тишине, а то и две. Акселю требовалось время, чтобы начать говорить. И во всем этом абсурде его мучило, что у него и прежде уже требовали предать Бреде.

Тишину нарушил высокий, но на удивление властный голос Эльтона.

— Придется заканчивать, — сказал он и постучал ногтем указательного пальца по циферблату своих часов «Дольче и Габбана».

Было пять часов утра. Но Викен добился разрешения продолжить допрос и пройтись по всему еще пару раз. Он вернулся к роли злобного, кусачего ротвейлера, никогда не ослабляющего хватку. Аксель каким-то чудом еще держался, но ему требовалось все больше и больше времени на то, чтобы найти ответ даже на самые простые вопросы. Почему в чуланчике он все еще хранил детский прицеп к велосипеду? Его дочери сейчас, кажется, девять лет? Когда прицепом пользовались в последний раз? И где носки, которые были на нем, когда он обнаружил за дверью убитую?