Таня Карвер - Клетка из костей

Но Фэйт… Фэйт не успокаивалась. Никогда.

«Если со мной что-то случится, — сказала она однажды вечером, когда ее зрачки от водки и ганджи уже вращались, как колесики, — что угодно, несчастный случай или еще что, это они. Так и знай. Это они за мной пришли. И ты… Ты мне обещай…» Донна тогда затянулась «травкой» и сказала, что обещает. «Ты же еще даже не знаешь, что именно! Пообещай, что… будешь заботиться о Бене. Не отдавай им Бена. Ни за что». Донна подумала тогда, что это полный бред, но, заглянув в несчастные, измученные, покрасневшие глаза подруги, поняла, что та не шутит. И пообещала. Чего было не пообещать? У Фэйт, похоже, гора с плеч свалилась. «А они придут. Я тебе точно говорю. На машине приедут. Вдвоем. Два мужика. В костюмах. Такие, знаешь, типа как свидетели Иеговы. Но никакие они не свидетели Иеговы, это я точно говорю…» И тут начались пьяные слезы: «Обещай! Обещай!» И Донна пообещала снова…

Докурив до фильтра, она раздавила окурок в пепельнице. Эта Роза Мартин… Морда ящиком, вся из себя… Но не такая уж она крутая баба, как о себе думает. Донна людей насквозь видела: с ее профессией по-другому нельзя. Слишком многие девчонки садились в машины, в которые не следовало садиться, а потом их находили где-нибудь в лесу на берегу реки с проломленными черепами. В общем, пришлось осваивать азы психологии.

А для того, чтобы раскусить эту Мартин, азов вполне хватило. Проще простого.

А еще проще было ее обмануть — и выйти сухой из воды.

Что-то таилось в ее глазах — какая-то боль, какая-то травма. И еще — гнев. Много гнева. Донна готова была поспорить на кругленькую сумму, что к этому причастен мужчина. Поэтому-то она и натравила ее на Дэрила.

Она улыбнулась.

Жалко, что она не увидит, как Мартин ввалится к нему, обзовет сутенером и обвинит в гибели Фэйт. О, она бы дорого дала, чтобы увидеть его лицо в этот момент! Потому что Дэрил таки был их сутенером. Раньше. И парнем ее он тоже был. Оставалось надеяться, что поднимется буча. Уж Дэрил-то молча слушать ее не станет! Оставалось надеяться, что и сучке-ментовке хватит накопленной ярости, чтобы поддаться на его провокации.

А кто кого, это уже предсказать сложно.

Она, улыбнувшись, отхлебнула еще чаю и сморщилась: остыл. Она встала с дивана и подошла к окну.

И впервые увидела ее.

Машину. Большую машину у бордюра напротив.

По спине у Донны побежали мурашки. Живот скрутило. «Совпадение», — подумала она. Простое совпадение. Опять небось какие-то местные чинуши ищут мелких мошенников.

Она пригляделась — двое мужчин. Оба в костюмах. Не свидетели Иеговы.

Они смотрели на ее дом. Они ждали. Черт, черт, черт!

Руки у нее задрожали, и не только от выпитого и выкуренного прошлой ночью. Надо что-то делать. Срочно. Бен, ничего не замечая, продолжал играть на полу. Она еще раз выглянула в окно и снова перевела на него взгляд.

Вспомнила подругу. Эту глупую девчонку, которая совсем запуталась в жизни.

В уголках глаз выступили слезы. Она не оплакивала Фэйт — свою лучшую подругу и любовницу, не станет оплакивать и сейчас. Донна не такая. Она твердила себе это постоянно. Ее подобным не проймешь. Не на ту напали. Жизнь вынудила ее стать жесткой.

Она смахнула слезы ладонью, а ладонь вытерла о джинсы.

— Давай, Бен, собирайся. Мы уходим.

— К маме?

Донна снова почувствовала, как щиплет в глазах, но сдержалась.

— Нет, не к маме. Просто… уходим. — Она выдавила из себя фальшивую улыбку. — Это будет настоящее приключение! Мы от всех убежим. Давай собирай свое барахло.

Мальчик отправился на второй этаж, а Донна попыталась понять, что делать дальше. Нужно уехать отсюда. А для этого нужна машина.

Улыбаясь, она пошла в кухню и взяла самый большой, самый острый нож, который только смогла найти. Она ни разу в жизни не резала им продукты, но это был идеальный инструмент для отпугивания сумасшедших клиентов.

Машина. Нужна машина — значит, будет машина.

В пабе были огромные прямоугольные окна — открытые, прозрачные, словно зазывающие внутрь и уверяющие: нам скрывать нечего. Ничего неблаговидного здесь не происходит. У нас всегда рады гостям. Заходите же!

Но Роза Мартин знала, насколько это далеко от истины.

«Шекспир» считался одним из самых опасных пабов в Колчестере. Преступники и злодеи всех мастей стекались туда, как убогие, но уверенные в своем таланте стекаются на прослушивания «Икс-фактора». Впрочем, клиентура «Шекспира» могла сравниться с ними и в убожестве. Мелочные и жалкие, беспомощные и безнадежные, они приходили сюда, чтобы укрепиться в заблуждениях насчет самих себя и напиться до того состояния, когда явные проигрыши начинают казаться достижениями. Когда обычные поганцы становятся королями в замке уцененного пива — до тех пор, пока реальный мир не остудит их, как порыв ледяного ветра с Северного моря.

Иными словами, пока бармен не крикнет, что заведение закрывается.

Роза Мартин не раз приходила сюда по работе — как в форме, так и под прикрытием. Во время таких зачисток, как правило, по выходным, она особо рьяно сталкивала негодяев лбами, силясь доказать коллегам-мужчинам, что крутости ей не занимать. Бывала она тут и со Скотланд-Ярдом: когда кто-нибудь из здешних неудачников начинал мнить о себе невесть что.

Да уж, она знала этот паб.

Едва войдя внутрь, Роза почувствовала прилив адреналина. Повинуясь неизменному инстинкту, она автоматически сжала кулаки и включила режим «или бить, или бежать».

Разумеется, она выбирала «бить».

Внимание к себе она привлекла сразу. Все сразу поняли, что она коп, с таким же успехом можно было нацепить на шею неоновую табличку. Немногочисленные пьянчужки, облепившие столики, как мухи, или вопросительно на нее таращились, или, напротив, мигом отводили взгляды. С нескольких столешниц что-то едва заметно смахнули — и руки эти больше не показывались из-под столов, пока она не ушла. Молодые ребята, игравшие в бильярд, замерли, не доиграв партию; кий они держали так, как держат копья воины первобытных племен. Пахло там омерзительно.

В глубине паба завеса сигаретного дыма стала тоньше, и Роза смогла рассмотреть и заляпанные прокисшим пивом столы, и давно не мытый унитаз, и жаровню, в которой масло последний раз меняли еще при Тони Блэре.

Обшарпанные голые стены с прислоненными дерматиновыми скамейками; стулья, пережившие немало потасовок, в которых они выступали в качестве оружия; изрезанные ножиками столы…

Роза подошла к стойке. Бритая голова бармена-здоровяка, минуя шею, переходила сразу в линялую гавайскую рубашку. Лицо его выражало не больше радушия, чем лицо пастыря-евангелиста, к которому пришли обвенчаться два гея.

Она показала ему удостоверение, хотя необходимости в этом не было.