Мишель Рио - Неверный шаг

Неизвестный кончил читать и закрыл книгу. Услышал свой собственный голос, спрашивающий Кремона: «Вы хотите знать все до точки? Предпочитаете определенность?» И, связав между собой историка, написавшего книгу, и убитого журналиста, отдавших свои жизни во имя идеи, не нашел ясного ответа, чем же эта идея, ценность которой, по словам историка, неизбежно относительна, могла оправдать столь радикальную приверженность. И наоборот, думая о себе, он отчетливо представлял, как зыбкая неопределенность, подтачивая «логический» ум, становится смертоносной. Он взял в руки книгу, вырвал в конце чистую страницу и написал:

«Для Мари Бремон.

Я по-прежнему утверждаю, что любовь — это парадоксальная аномалия под спудом всевластного естественного закона. А история, основанная на последовательном постижении этого закона применительно к человеческой породе, каждый раз бесплодно и рьяно стремящаяся воплотить его отрицание, — сама история есть не что иное, как противоестественная аномалия, дерзкая и отчаянная случайность на фоне конечности всего живого и вечности материи, подчиненных одному нехитрому правилу. Но может быть, материя, жизнь, правило и сам случай обретают свой смысл, другими словами, надежду в начале и извинение в конце, в осуществлении этой ничего не сулящей двойной аномалии: истории любви. Этой мыслью я обязан вам, вы с Жюли подарили ее мне. Теперь мне больше ничего не осталось. И эта абсурдная конечная цель, жить для которой ни мое теперешнее положение, ни совершенные мной дела не дают мне никакого основания и которая преграждает мне путь возвращения к закону, напоминает мне о другом значении слова „конец“».

Он перечитал последнее слово. Ненадолго задумался. Потом скомкал записку, бросил в пепельницу, поджег. Смотрел, как огонь пожирает ее. Вынул из-за пояса пистолет. Раздался короткий щелчок. Встревоженные птицы умолкли и улетели прочь. Но вскоре, ободренные воцарившимся безмолвным спокойствием, они вернулись и возобновили свои песни и порханье с ветки на ветку. Вечер, медленно сгущавший синеву неба, на дне глубокой поляны превращался в ночь. Посредине поляны из окон машины сочился желтенький свет. И этот искусственный огонек, вначале спугнувший лесных зверей, в конце концов привел их назад.