Ребекка Джеймс - Красивое зло

Бен краснеет и присасывается к своему бокалу, Филиппа смеется.

— Моя очередь, моя очередь, — притворно весело говорю я и поворачиваюсь к Филиппе в надежде, что она поможет мне все сгладить. — Филиппа, правда или нет?

— Правда, — отвечает она. — Я люблю правду. И тайны. И люблю, когда люди задают друг другу вопросы. Эти вопросы иной раз говорят о человеке куда больше, чем ответы.

Я улыбаюсь. Мне трудно придумать для нее вопрос, поэтому я на мгновение замолкаю.

— Кэтрин! — смеется Элис. — Тебе-то еще тоже не задавали вопрос. Давай я задам?

— Твоя очередь уже прошла, — говорит Робби. — Пусть Кэтрин задает свой вопрос.

— Ну, если уж на то пошло, то сейчас очередь Бена. И вообще, все это не имеет значения, — медленно произносит Элис раздраженно. — И с каких это пор ты так строго соблюдаешь правила, Робби? С каких пор ты стал таким скучным? Всю радость убиваешь.

— Убиваю радость? — Робби смеется. — Немного же здесь было радости, Элис.

Элис пропускает его слова мимо ушей и смотрит на меня.

— Правда или нет? — спрашивает она.

Я колеблюсь, не зная, что ответить. У меня столько тайн, но все-таки я решаю, что это лишь игра, и наконец отвечаю:

— Правда.

— Правда… — медленно, растягивая слово, повторяет Элис. — А ты уверена? Уверена, что будешь говорить правду?

— Надеюсь. Спрашивай.

— Ладно. — И она смотрит на меня с любопытством. — Ты была счастлива, когда избавилась от своей прекрасной сестры? Тебе полегчало, когда твою сестру убили?

Дальше все происходит как в тумане. Я слышу раздраженный голос Робби, приказывающей Элис замолчать. Чувствую, как Филиппа берет меня за руку. Но вижу я только глаза Элис — холодные, глубокие, безжалостные.

Я просыпаюсь рано, на улице еще совсем темно. Сара вылезла из своей кровати и пришла ко мне, и теперь ее маленькое теплое тельце прижимается ко мне. Ее голова лежит на моей подушке, я сплю на самом краю, так что половина кровати остается пустой.

Тихонечко, чтобы не разбудить ее, я выскальзываю из-под одеяла и беру со стула свой толстый шерстяной свитер. В комнате холодно, я включаю обогреватель, комната наполняется мягким теплом. Завариваю чай, выхожу в гостиную и сажусь там в угол дивана, поджав под себя ноги.

Я привыкла просыпаться так рано. Иногда я занимаюсь в это время какими-то домашними делами, готовлю Саре завтрак, пока она спит, или привожу в порядок ее одежду, но чаще просто сижу, потягивая чай, и наслаждаюсь своим личным временем. Я не думаю о чем-то определенном, не строю никаких планов на будущее и не вспоминаю о прошлом. Просто сижу и получаю удовольствие от чая. И когда Сара просыпается и прибегает ко мне, тепленькая и пахнущая сном, я удивляюсь, как быстро прошла пара часов.

Но этим утром я уже через час не могу сдержать нетерпение. Не могу дождаться, пока проснется Сара, хочу увидеть снег, хочу услышать ее радостные крики, хочу посмотреть, как она катается на санках или лепит снеговика. Я хочу, чтобы она радовалась вместе со мной, поэтому в шесть покидаю свой диван и готовлю ее любимый завтрак — французский тост с бананом и кленовым сиропом и чашку горячего шоколада. Я накрываю на стол и захожу в спальню разбудить Сару.

— Мы идем к снегу, мама? — спрашивает она, едва открыв глаза. — Уже пора, да?

— Еще нет. — Я сажусь на кровать и обнимаю ее. — Сначала — огромный французский тост и горячий шоколад.

— Ура, ура! — кричит она, выскакивает из-под одеяла и выбегает из комнаты.

Я иду за ней и смотрю, как она стоит на коленях на стуле и поедает завтрак.

— А тебе хватит, мамуля? — с набитым ртом спрашивает она.

— Хватит, хватит. — Я сажусь напротив и беру с подноса тост. — Мне кажется, тут и на десять человек хватит.

— Вряд ли. — Сара очень серьезно качает головой. — Я очень голодная. Мне сегодня нужно десять тостов. Французский тост — моя любимая еда.

И она правда съедает весь завтрак, допивает шоколад и соскальзывает со стула.

— Теперь я готова, — говорит она. — У нас сегодня важный день.

Я смеюсь над ее взрослой фразой, которую иногда произношу сама.

— Точно. Очень важный день. Но у нас еще много времени. Солнце только встает.

— Я хочу быть первой, — говорит Сара. — Хочу выйти до восхода солнца.

Я снова слышу стук в дверь, негромкий, но настойчивый. Кто бы это ни был, он стучит уже минут десять, и я устала притворяться, что меня тут нет.

Подхожу к двери, но не открываю:

— Уходите. Уже полночь. Уходите.

— Кэтрин, это я, Робби. — Его голос такой знакомый, добрый и спокойный, что я едва удерживаюсь от слез. — И Филиппа тут. Пожалуйста, пусти нас.

— А Элис с вами?

— Нет.

Я вздыхаю, отпираю замок и сразу же отворачиваюсь и ухожу. Знаю, они искренне обеспокоены, но я ужасно устала. Заснуть все равно не смогу, но разговаривать с ними нет никаких сил.

Захожу в гостиную и сажусь на диван. Филиппа и Робби следуют за мной и садятся на диван напротив.

— Элис рассказала нам, — словно успокаивая, говорит Робби. — Ну, про твою сестру.

Я киваю. Если произнесу хоть слово, немедленно разревусь.

— Мне уйти? — Филиппа смотрит сначала на Робби, потом на меня. — Я просто хотела убедиться, что с тобой все в порядке и что Робби тебя нашел. Но я вовсе не хочу тебе мешать.

Я смотрю на Филиппу и пожимаю плечами. Она выглядит ужасно — бледная, под глазами тени.

— Тогда я останусь, если ты не возражаешь. — Она вздыхает.

Мне совершенно все равно, останется Филиппа или нет, но я вдруг вспоминаю, что Вивьен уехала на выходные, и радуюсь, что она не увидит всего этого.

— Давайте я принесу чай? — вдруг говорит Филиппа.

— Я бы выпил. — Робби благодарно улыбается Филиппе. — А ты, Кэтрин?

— Да, спасибо, — соглашаюсь я. — Но…

— Она сделает все как надо, — заверяет Робби. — Филиппа, чайник и заварка на полке. Все в порядке? — Когда Филиппа уходит из комнаты, Робби кладет руку на мое колено.

Я киваю и пытаюсь улыбнуться.

— Дурацкая ночь. Надо было послушать тебя и уйти. — Я наклоняюсь вперед и шепчу: — Филиппа считает, что Элис — просто гадина. Думает, у нее какие-то проблемы с головой. Она тебе об этом говорила?

— Я почти согласен. — Робби пожимает плечами. — Элис действительно вела себя сегодня ужасно. Наверное, с ней и в самом деле что-то не так. Кто знает? Впрочем, какая разница? Может, она просто такая сволочная.

Робби выглядит очень уставшим и расстроенным.

— Робби, а как ты? С тобой все в порядке? — спрашиваю я. — Ты не очень-то хорошо выглядишь.

— Понятное дело, — говорит он, его покрасневшие глаза наполняются слезами, и он трясет головой, желая скрыть их. — Кошмарная ночка, да?

— Да.

Больше сказать нам нечего. Возвращается Филиппа, и мы потихоньку пьем чай, погрузившись каждый в свои мысли.