Миккель Биркегор - Через мой труп

Внезапно красная пелена, застилающая мне глаза, пропадает, и я вижу, что ты стоишь передо мной. В руке у тебя стакан. По моему лицу стекает вода. Обрезком языка я пытаюсь поймать капли, и тотчас же меня пронзает резкая боль. В горле все распухло и пересохло, я пытаюсь попросить воды, однако из отверстия, бывшего когда-то моим ртом, слышится лишь какое-то хриплое шипение. Тем не менее ты угадываешь мое желание, идешь на кухню, неторопливо наполняешь стакан водой и возвращаешься в комнату. Я запрокидываю голову и подставляю рот, чтобы тебе удобней было вливать в него жидкость. Ощущение такое, будто одновременно в горло сыплются снежки и горящие петарды. Я давлюсь, кашляю, однако жажда пересиливает, и я изо всех сил пытаюсь глотать воду.

Поле моего зрения теперь ограничено — с правой стороны застыло огромное мутное облако, которое и не думает рассеиваться.

Ты подходишь к обеденному столу. Правда, теперь он больше похож на стол для инструментов на какой-то скотобойне. Вокруг скальпеля, пассатижей, садового секатора и ножниц для подрезания крыльев домашней птице растеклись кровавые лужицы, тут же валяются крохотные кусочки моей плоти и вырванные зубы. Строгий порядок, в котором я выкладывал инструменты на стол, давно нарушен.

Здесь осталось лишь две вещи, которыми ты еще не пользовался.

Когда ты берешься за спички, я тяжело вздыхаю. Поднеся коробок к уху, ты встряхиваешь его и убеждаешься, что он почти полон. С удовлетворенным видом ты суешь его в задний карман и подхватываешь со стола небольшую пузатую пластиковую канистру с бензином. Бензина там немного — всего четыре-пять литров, — однако больше и не потребуется. Эту канистру я нашел здесь, в сарае, а бензин слил из собственной машины. Правда, смешивать топливо для газонокосилки и автомобильный бензин не рекомендуется, однако горит такая смесь неплохо.

Присев передо мной на корточки, ты открываешь канистру. Съемная насадка для наливания бензина закреплена под ручкой канистры, причем настолько туго, что, с трудом выдернув ее, ты едва не теряешь равновесие. Я ощущаю запах бензина. Как я ни пытаюсь дышать ровно, вскоре дыхание учащается. Лоб покрывается испариной, из подмышек ручьем течет пот. Нашатырь тебе больше не нужен. Все мои чувства обострились до предела, с растущим страхом я отмечаю каждое твое движение.

Ты медленно навинчиваешь насадку на горлышко канистры и затягиваешь ее до предела.

Я пытаюсь взмолиться о пощаде, однако с растрескавшихся губ слетает лишь какая-то непонятная смесь гласных звуков вперемежку с всхлипами. Из лишенных век глаз текут слезы, голова склоняется на плечо.

Ты смотришь на меня с явным отвращением, которое, по-видимому, лишь подхлестывает тебя, резко встаешь на ноги и поднимаешь канистру над моей головой. Я корчусь на своем стуле под водопадом стекающей по телу жидкости. В ранах толчками пробуждается боль, они посылают отчаянные сигналы SOS моей нервной системе, которая в данный момент как будто вся состоит из вибрирующих нитей накала. Я извиваюсь всем телом, но ты не обращаешь на это внимания и продолжаешь лить бензин. Струя ударяет мне в лицо, и кажется, что мои глаза плавятся. Следует ярчайшая вспышка, после чего все цвета моментально гаснут, а мускулы вокруг глаз начинают сокращаться, тщетно пытаясь их зажмурить, хотя закрывать их теперь нечем. Когда бензин затекает мне в рот, я хриплю и надсадно кашляю.

Наконец обливание закончено, и ты отшвыриваешь канистру. Она с глухим шлепком ударяется о пол, пару раз подскакивает и замирает на боку. Вонь стоит жуткая. Пары бензина, попадая мне в легкие, вызывают рвотные позывы, однако стошнить мне никак не удается.

Бензин почти полностью смывает кровь с того, что некогда было моими руками. Он обжигает их как кипяток, и обрубки пальцев смешно шевелятся, корчась от боли.

Я слышу какой-то звук и поднимаю взгляд. Ты стоишь передо мной и, криво ухмыляясь, потряхиваешь зажатый в руке спичечный коробок. На мгновение боль покидает меня, вытесненная ужасом. Я стараюсь раскачать стул, однако он почти не движется.

С первой попытки у тебя ничего не получается. Я слышу, как покрытая серой головка спички чиркает по коробку, однако характерного шипения пламени за этим не следует. Ты пожимаешь плечами, берешь коробок и следующую спичку и быстрым движением ударяешь спичкой по серной поверхности. Сыплются искры, и пламя наконец вспыхивает. Пару секунд ты удерживаешь спичку в наклонном положении, чтобы дать огню разгореться.

Наши взгляды встречаются.

В твоих глазах ясно читается нетерпение пополам с уважением. Я делаю глубокий вдох и задерживаю дыхание.

Мы подошли к концу пути.

Как в замедленном кино, вращаясь в воздухе, спичка летит ко мне. Огонек, преодолевая сопротивление воздуха, становится голубоватым, маленьким, однако совсем не гаснет. Траектория полета спички заканчивается где-то в районе моего паха. Однако она не успевает меня коснуться — прежде, с громким хлопком, вспыхивают пары бензина. Пухх! Разноцветное сине-желто-красное пламя мгновенно с головы до ног охватывает меня.

В первые секунды я абсолютно ничего не ощущаю. Я вижу языки огня, почти осязаю его, однако боли не чувствую. Свитер начинает плавиться, появляется запах горелой синтетики. Жар охватывает шею и ползет вверх. Загораются волосы, и жар становится нестерпимым. Одновременно боль вспыхивает и в руках. Обрубки пальцев пылают, как крошечные факелы, и шевелятся помимо моей воли. Я напрягаю все силы, стараясь разломать стул. Тело отчаянно извивается в попытке укрыться от пожирающего его пламени. Боль поистине невыносимая. Она словно взрывается во мне слепящей белой вспышкой, не имеющей ни центра, ни краев, и даже не думает стихать, а, наоборот, с каждым мгновением разрастается. Моя кожа плавится. Крик заглушает какое-то бульканье и клекот, как будто в горло мне вливают раскаленный жидкий свинец. Горящие волосы клочьями осыпаются с головы и с шипением падают под стул в лужу крови. Скотч на левом запястье лопается, и рука взмывает к потолку, инстинктивно стараясь, насколько возможно, отдалиться от объятого пламенем туловища. Обретя свободу, она выписывает дымные круги в воздухе и напоминает вольную копию руки американской статуи Свободы. Я не властен над ней, но вскоре она сама, чувствуя, что от огня не укрыться, бессильно падает вниз. То, что когда-то было моей ладонью, плюхается мне на лицо и залепляет рот.

Боль исчезла или, скорее, стала такой неистовой, что мое сознание больше не в состоянии ее вмещать. Чувства отказывают одно за другим, повергая меня во мрак и тишину. Я перестаю слышать звуки, ощущать вкус и запахи. Вокруг только темнота. Время будто остановилось, мгновение длится целую вечность, однако я понимаю, что скоро все кончится.