Юрис Юрьевикс - Ледяной ад

Ди кивнула в сторону японцев:

— Завершение гулянки. Сначала вихревые ванны, потом заплыв, горячий душ и наконец саке. По четвергам наступает очередь шведов: массаж и плавание. В ближайшее воскресенье прием у немцев, хотя они начали скупиться на пиво из своих запасов с тех пор, как принимали австралийцев две недели назад… Чтобы жизнь продолжалась, необходимо общение. Социальный аспект — это очень важно.

Хэнли закончила есть, когда послышался негромкий перезвон часов.

Полночь, — сказала Ди. — Пожалуй, пора идти в кабинет к Маккензи.

Точно. Только прежде введи меня, пожалуйста, в курс дела. Кто делал вскрытие тел?

— Доктор Ингрид Крюгер, специалист по гипотермии. Ей было очень тяжело. — В голосе Ди прозвучало то ли сочувствие, то ли осуждение. — Если бы Ингрид знала, что прилетишь ты, она бы не стала этим заниматься. Анни была ее подругой. Но Ингрид сама вызвалась и провела оба вскрытия.

— Оба?

— Российские представители получили из Москвы запрет на вскрытие Минскова. В случае же Алекса аутопсия не понадобилась. Причина смерти очевидна — переохлаждение организма.

— А как в разгар суматохи умудрилась уехать русская?

— Лидия? Русские доставляют и забирают своих ученых подводными лодками. Они должны были забрать Тараканову, прежде чем затянется полынья. Поначалу Лидия говорила, что хочет продлить пребывание на станции, потом стала мечтать о том, чтобы поскорее отсюда выбраться. Год для первого раза — очень много.

— Доктор Крюгер не делала после вскрытия посевов на питательную среду?

— Нет. Она лишь взяла образцы, ты, наверное, видела снимки. Как только из Оттавы сказали, что к нам летит специалист, мы прекратили исследования. Сказать по правде, по мере погружения в материал… нас просто охватывал ужас.

После полутора часов отдыха и десятиминутного совещания началось второе погружение. Учитывая сложность работ, троих водолазов послали разбираться с траулером, привязанным к корме лодки и плавающим где-то вверху; четвертый направился прямиком к реактору.

Трое ныряльщиков прицепили моторизованную лебедку к палубе «Владивостока», потом подтянули СБ-4 вниз, на уровень пятисот метров, и надежно закрепили. Сержанту Орловскому прежде не приходилось управлять подобной машиной для раскопок, хотя два двигателя и два независимых пропеллера напоминали принцип устройства десантного катера БМК-150.

Подойдя к бортовому иллюминатору СБ-4, водолаз прижал к стеклу лицевую пластину шлема и поднес лампу. На него глянуло лицо, похожее на остальные: еще один моряк с пустыми глазницами. Орловский издал стон, который под влиянием маски и пузырьков воздуха оказался похожим на музыкальную фразу.

Изучив лицо плавающего трупа на телеэкране, старший военврач предположил, что мягкие ткани глаз повреждены в результате давления водных масс, ворвавшихся во «Владивосток». «Весьма избирательно», — съязвил Орловский мультяшным голосом. СБ-4 был цел, а его рулевого постигла та же участь, что и членов экипажа «Владивостока». Он был ослеплен и уничтожен — вот только чем?

Водолазы работали быстро, с опережением графика. Орловский с напарником проникли внутрь затонувшей субмарины. Водолаз номер четыре обеспечивал безопасность реактора; номер два оставался снаружи, чтобы не позволять шлангам и тросам запутываться.

Орловский морально подготовился к встрече с мертвецами. Утешением ему служила мысль, что его цель — капитанская каюта — находится неподалеку от поста управления. И все же у водолаза екнуло сердце при виде безвременно погибших ребят. Он проскользнул мимо тел, стараясь избегать соприкосновения, лелея надежду, что каюта капитана окажется пустой. У двери переборки он задержался, поджидая товарища.

По судорожным метаниям фонаря Орловский понял, что напарник с трудом справляется с потрясением от увиденного. Сержант жестом объяснил ему, куда идти дальше, и двинулся вперед, отсчитывая двери.

Открыв четвертую каюту, Орловский вытянул руку с фонарем. Документы и вещи плавали, словно живые.

Орловский протиснулся в дверной проем и приблизился к письменному столу. На столе, придавив несколько бумаг, лежала тяжелая серебряная рамка. Над столом размещался сейф, к счастью, открытый. Ключ, лежавший у Орловского в ножной сумке, отомкнул бы ящик, но понадобился бы гидравлический пресс, чтобы оттянуть дверцу, прижатую водой. Орловский посветил внутрь сейфа: никакого желтого контейнера. Он достал вахтенный журнал и книги с кодами и сунул их в сумку. Потом осветил часы на запястье. В его распоряжении оставалось семь минут. Водолаз номер четыре доложил, что закрыл реактор и покидает судно.

Напарник Орловского сфотографировал помещение с помощью вспышки и передал на «Русь» информацию о продвижении. Сержант сделал ему знак рукой, и водолаз удалился на пост управления. Вспышки камеры озаряли стены коридора, словно молнии.

Орловский вернулся в каюту. Луч фонаря упал на какой-то предмет на столе. Киот: крошечная свечка в тяжелой чаше перед маленькой иконкой. Орловский взял золотой триптих, сложил и отправил в карман на ноге. Все, больше в каюте ему делать было нечего.

Вспышка камеры дальше по коридору высветила что-то над головой сержанта так быстро, что сначала он решил: разыгралось воображение. Однако, откинув голову назад, он увидел такое, что у него перехватило дыхание.

Грудь обнаженной женщины колыхалась, на совершенно белом теле вызывающе темнели круги сосков. Черные волосы расплывались вокруг плеч. Лицо искажала судорога, губы обнажали жуткий оскал зубов. Белки глаз, как и кожа, почти светились. Покойница отчаянно сжалась, будто пыталась исторгнуть смерть, пожиравшую ее.

Орловский разом выдохнул. Он боялся утопленницы.

От выдоха поднялись пузырьки, большие и дрожащие; такие он выдувал в детстве соломинкой из мыльной воды. И что вдруг ему сейчас это вспомнилось?

Орловский вынул фотокамеру из сетки на груди и подобрал фокусное расстояние. Затем поставил автоматический затвор объектива на целую серию кадров и поднял аппарат.

Мимо объектива проплыл желтый контейнер: узкая коробка из синтетического материала. Сержант проворно поймал предмет и убрал в мешок на бедре.

На посту управления второй водолаз качал фонарем, разгоняя тьму. Орловский показал на часы. Парня не пришлось уговаривать покинуть судно, он ловко перемахнул через пробоину и протиснулся между скалой и корпусом лодки.

Сержант отправился следом. Однако прежде чем уйти, он оглянулся на мертвецов и перекрестился справа налево, как давным-давно научила его бабушка.

Кабинет Феликса Маккензи располагался на втором этаже. Однотумбовый письменный стол, обложенный по бокам кипами бумаг, стоял в дальнем, закругленном конце длинной комнаты. Остальное пространство занимали банкетка и множество складных стульев; кабинет казался университетской аудиторией. Вошел секретарь Маккензи, неся поднос с чаем.