Ли Уикс - Приз победителю

Большой Фрэнк также приобрел пару облегающих кожаных джинсов и мотоцикл «Харлей-Дэвидсон», который хранил под сваями своего большого сельского дома. Он совершенно не умел на нем ездить, лишь время от времени выкатывал во двор и, отбросив со лба длинные пряди донорских волос, поднимал ногу в новеньких кожаных джинсах, садился в скрипучее седло, после чего, отталкиваясь от земли, раскатывал по двору, производя губами звук, отдаленно напоминавший рокот работающего мотора. Интересно, что на заднем сиденье мотоцикла висел шлем, предназначавшийся для Люси. После долгих размышлений Большой Фрэнк решил сделать ей предложение. У нее имелось некое качество, какого он не находил в других женщинах. И не важно, как это называлось — то ли преданность своему ремеслу и способность черпать в нем наслаждение, то ли просто умение играть на клавишах его души и подлаживаться. В любом случае он окончательно пришел к мысли, что лучше провести остаток своих дней в объятиях преданной шлюхи, нежели спиться, сойти с ума от одиночества или скатиться на самое дно в вечных поисках запретных наслаждений. И вот, чтобы заключить с Люси эту своего рода сделку, он купил билеты на самолет и вылетел в Гонконг.

Люси приняла условия договора, предложенного ей Чаном, и решила больше не выходить на работу в клуб. Теперь у нее появилась новая хорошая работа — присматривать за Ка-Лей. Скоро Чан велит им перебираться на предназначенную для них квартиру, и тогда Люси скажет сестре, что перед ней открываются перспективы новой обеспеченной, счастливой жизни. И что в свете этого карьера медсестры не стоит и гроша. Закончилась, даже не успев начаться. С этого дня у Ка-Лей не будет никаких забот о деньгах. Правда, личной свободы тоже не будет. Потому что она станет собственностью Чана.

Люси только не знала, как сообщить сестре об этом. Тем более Ка-Лей с момента исчезновения Джорджины находилась в состоянии прострации. То бесцельно бродила по квартире, то часами лежала на постели, глядя в одну точку. Иначе говоря, тихо сходила с ума — Люси не сомневалась в этом. Помимо всего прочего, Ка-Лей стала общаться с зеркалом. Она проводила много времени, сидя перед ним в ванной. Глядя в него, она говорила: «Я люблю тебя, Джорджина, вернись ко мне». Или: «Дорогая Джорджина, ты все время стоишь у меня перед глазами». Она могла повторять эти слова до бесконечности. Однажды Ка-Мей спросила, что та делает. «Разговариваю с Джорджиной», — ответила сестра. Она видит отражение Джорджины в зеркале, в своих зрачках, ее образ навеки запечатлен в ее сердце. Люси пришла в отчаяние.

Ка-Лей спала, когда позвонил Большой Фрэнк. Услышав его голос, Люси обрадовалась. Он сказал, что хочет видеть ее. Сию же минуту. Ка-Мей ответила, что прямо сейчас приехать не может. Возможно, завтра? Но техасец проявил настойчивость. Потому что у него имеется сюрприз для его маленькой гонконгской девочки. Нечто особенное, чего она и представить не в состоянии.

Люси знала, что не следует уезжать из дома, но ей до черта надоело сидеть в четырех стенах и присматривать за Ка-Лей. Хотелось прилично одеться, выйти на люди, получить от жизни хоть какое-то удовольствие… И она согласилась, сказала, что через час будет у него в номере.

Ка-Мей вышла из дома, предварительно удостоверившись, что сестра крепко спит. «Я ненадолго, — подумала она. — Ничего за это время не случится».

Пошел дождь, и его шум разбудил Ка-Лей. Девушка приподняла голову и прислушалась, пытаясь определить, где Люси. Но вокруг стояла тишина, и она поняла, что находится в квартире одна. Ка-Лей лежала в постели и наблюдала, как с приходом вечера в комнате менялось освещение и как от стены к стене тянулись все удлинявшиеся тени. Дождь за окном усиливался. Это был настоящий тропический ливень, струи которого стеной падали с неба, оставляя на мутном запыленном стекле грязные разводы.

Ка-Лей неожиданно почувствовала приступ паники. Бросив взгляд на циферблат будильника, она поняла, что Люси нет дома уже более двух часов. При этом девушка не имела никакого представления, куда сестра ушла и как долго продлится ее отсутствие. Ка-Лей набрала номер ее мобильного телефона, но последний был отключен. Паника усиливалась. Так же было в тот день, когда исчезла Джорджина. Дыхание прерывалось, а мысли неслись в бешеном хороводе. Неожиданно сознание перенеслось в то счастливое время, когда сестра находилась рядом и они вместе попали под дождь. Девушки смеялись как дети, когда тропический ливень обрушился на них на улице и в долю секунды промочил насквозь легкие платья. Им было наплевать на прохожих, которые, видя, как они веселятся под дождем, думали, что те свихнулись. Тогда сестры действительно не обращали внимания на окружающих, так как им вполне хватало друг друга.

Ка-Лей залилась горькими слезами и рыдала до тех пор, пока не перехватило спазмом желудок.

Потом, выплакавшись, вытерла лицо платьем и снова обвела глазами спальню. Мрак сгустился, а покрытые грязными потеками стекла наводили на мысль, что кто-то закрасил окна с противоположной стороны. Ка-Лей не могла отделаться от впечатления, что ее замуровали в этой комнате, и вновь стало трудно дышать. Не выдержав давившей тяжести, она вскочила с постели. Вся ее хрупкая стройная фигурка подрагивала от нездорового нервного возбуждения. Воспоминания о счастливых временах пришлись явно не ко времени, поскольку вызвали еще большую печаль, которая в скором времени превратилась в неподдельное отчаяние, от которого хотелось кричать. И девушка отправилась в ванную комнату, как уже делала до этого сотни раз, чтобы увидеть Джорджину и спросить совета, как жить дальше без нее. В ванной Ка-Лей включила свет, встала напротив зеркала и стала водить пальцем по его гладкой поверхности, очерчивая воображаемый контур лица сестры. Ее глаза находились в непрестанном движении, отыскивая в зеркале черты Джорджины, навечно отпечатавшиеся в памяти.

В центре комнаты стояла огромная кровать, застеленная пурпурным шелковым покрывалом. В ее верхней части лежала красная бархатная подушка, на которой покоилась голова Джорджины. На полноценный здоровый сон это было не похоже. Просто ей дали большую дозу рогипнола, от которого похищенная находилась в забытьи. Волосы Джорджины были тщательно причесаны, а локоны красиво разложены по подушке. Ее щеки покрывал нежно-розовый тон, а губы — алая помада. Девушка лежала совершенно обнаженная. В комнате царил полумрак, так как освещение в комнате было приглушено. Периферическим слухом она слышала голоса ходивших по комнате техников, но не могла открыть глаза, чтобы увидеть их лица. Иногда голоса техников и негромкие металлические звуки, связанные с процессом установки и отладки аппаратуры, перекрывались взрывами смеха и громкими криками, доносившимися из другого помещения. Но она могла лишь слушать, так как была не способна даже шевельнуть пальцем. В настоящее время Джорджина представляла собой некий неподвижный объект, который хотя и осознавал, что имеет тело, не имел никакой возможности управлять им.