Джон Фаррис - Похитители

Если бы сейчас выпить немного воды, то это бы здорово помогло, подумала Кэрол.

Кэрол Уоттерсон повернула голову налево. Рядом с белой кроватью стоял белый железный стол-тумба на одной ножке с круглой столешницей из белого мрамора. На столе находилась тарелка, на которой стоял старинный кувшин из китайского фарфора. Белый, конечно! Слишком много белого цвета, неодобрительно решила девушка. Как в больнице. Но она была уверена, что находилась не в больнице: комната была слишком большой и имела очень странную форму. Углы были непрямыми, какими-то непонятными, потолок полого спускался в нескольких направлениях, повсюду стояла интересная мебель. Сейчас, когда утренний свет усилился, стало ясно, что белизна была все же не абсолютной, а состояла из разных оттенков белого цвета: от богатого цвета слоновой кости до цвета яичной скорлупы.

Не сводя с кувшина пристального взгляда, Кэрол села. У нее немедленно закружилась голова, а желудок сжался, как будто его схватила резиновая рука. Послышался скользящий звон легкой цепи.

Когда головокружение прошло, девушка кое-как повернула голову и с любопытством посмотрела на цепь. У цепи были маленькие кольца, и она, как блестящая светлая змея, сбегала с правого плеча на широкую кровать и исчезала из поля зрения в последних тенях, оставшихся в комнате. Кэрол дотронулась до цепи пальцем и пробежала по ней к тому месту, где она соединялась с кольцом на шее. Кольцо было сделано из толстой кожи и напоминало… собачий ошейник.

Собачий ошейник! Она потрогала его пальцами и нащупала застежку. Потом подняла другую руку и попробовала в виде эксперимента расстегнуть застежку, однако у нее ничего не получилось.

Ах да, она умирает от жажды. Кэрол тут же забыла о цепи с ошейником и потянулась к кувшину, который, к ее восторгу, оказался наполнен холодной водой. Девушка радостно поднесла кувшин к губам. Вода такая же вкусная, как родниковая, подумала она. Головокружение прошло, и сейчас она могла без особого труда сесть и скрестить ноги. Кэрол обратила внимание, что на ней мужская белая рубашка с закатанными выше локтей рукавами и выцветшие хлопчатобумажные шорты цвета неба за окном. Шорты были длинными и почти достигали коленей.

Но разве она не была одета в…

Кэрол замерла. Она с ужасом относилась к этим мгновениям абсолютного мрака и пустоты, когда ей казалось, будто что-то неприятное, даже страшное старалось вырваться из ее головы на свободу. Однако если она не двигалась, а просто старалась сконцентрировать внимание на каком-то одном ничего не значащем нейтральном предмете… небе, например, или бесцветной воде в тяжелом старинном кувшине… мгновения эти быстро проходили, и она чувствовала себя нормально, как всегда. В своем обычном нейтральном нетребовательном и безразличном состоянии.

Ну вот! Так значительно лучше. Какая разница, во что она одета, если одежда чистая и удобная?

Кэрол осторожно поставила кувшин на антикварную тарелку. Ее мать собирала старинную посуду, вспомнила она, и одно время у нее были целые тонны этого добра. В шкафу со стеклянными дверцами, который стоял в столовой дома, по-прежнему находились кое-какие замечательные экспонаты. И тут Кэрол стало интересно, как чувствует себя ее мать сегодня утром? Она надеялась, что Филисия спала хорошо. Сама-то она вне всяких сомнений спала хорошо и чувствовала бы себя прекрасно, если бы не глаза. Они постоянно слезились и время от времени как бы затуманивались, да и больное горло доставляло определенные неудобства. Скорее всего она где-то простыла. Ну что ж, человек не может иметь все, строго напомнила себе Кэрол… день к тому же обещал быть чудесным.

Кэрол обвела комнату взглядом. Сейчас она могла хорошо разглядеть мебель и отделку, и то, что она увидела, ей понравилось. Особенно Кэрол понравилось, что две стены украшали замысловатые узоры веселого солнечного света.

Спинка кровати была сделана из железа. В центре узора находились два лица или вернее маски Януса: [8] В древнеримской мифологии божество времени, изображалось с двумя лицами, обращенными в противоположные стороны. комедия и трагедия. Сама кровать и хорошенький маленький белый столик стояли на возвышении на высоте примерно шести дюймов над полом. Прямо над кроватью, как минимум в восьми футах от того места, где она сидела, находилось ниша с маленьким слуховым окном. Другие окна, хотя она и наблюдала через них рассвет, располагались по диагонали слева от нее приблизительно в пятнадцати футах. В стене перед кроватью она увидела незащищенный экраном камин с каминной полкой. В нем, наверное, для красоты лежали березовые поленья.

Справа от себя Кэрол увидела высокую узкую дверь и подумала, что за ней, скорее всего, находится ванная комната. По диагонали в том месте, где две стены встречались не под прямым углом (она находилась в комнате несомненно странных очертаний) располагалась ведущая вниз лестница. Значит, она все же наверху, подумала Кэрол, и почему-то обрадовалась открытию. С кровати она могла видеть только верхнюю ступеньку. До потолка, обратила внимание девушка, продолжая внимательный осмотр, в высшей точке было футов пятнадцать. В этом месте с потолка свисала единственная в комнате лампа, строгий белый шар с огромными стеклянными линзами внизу. Весь пол покрывал ковер, как и следовало ожидать, белого цвета. У окон стояли два шезлонга, обтянутые сияющей белой бычьей кожей. Она была похожа на бейсбольные мячи Кевина до того, как он начинал играть ими. Между стульями раскинулась шкура огромного белого медведя. Шерсть была густой и в пучках, как завитки хорошо сбитого крема. Желтые глаза, клыки и розовый язык оказались единственными пятнами не белого цвета, которые ей удалось найти в комнате. Большой белый двухдверный шифоньер стоял в углу слева от нее… и это было все. Больше мебели в комнате не было, она находилась в спальне.

Кэрол свесила ноги на пол, потом встала рядом с кроватью. Цепь заскользила вниз по руке. Она оказалась длинной, и девушка подумала, что она прикреплена к раме кровати. Кэрол дернула цепь. Прикреплена крепко, нахмурилась она и решила, что это бессмысленно и глупо. Я и не собираюсь убегать, мысленно произнесла девушка.

И тут же вновь нахлынула темнота, ощущение чего-то угрожающего, разворачивающегося из пружины в холодных склепах ее головы, куда не проникало солнце. Кэрол прижала руки к лицу и постаралась успокоиться. Потом задрожала, но дрожь была несильной, такой же изолированной и бессмысленной, как одинокий пузырек воздуха, поднимающийся на поверхность спокойного пруда. Как только дрожь прошла, вернулось спокойствие, и она перестала чувствовать досаду.