Франк Тилье - Проект «Феникс»

— И, когда стало ясно, что убеждения ваши противоположны, вы с Шимо решили на деле проверить, кто прав. У вас зародилась чудовищная идея противопоставить ваши теории… Тогда-то вы и стали практиковать искусственное оплодотворение, инсеминацию?

Нолан поиграл желваками.

— У Шимо немереное эго, он хочет всегда быть правым, не терпит ничьего превосходства, но при этом не способен принимать решения. Это не общая идея — моя. Только моя. Только я делал выбор в самых сложных, самых важных ситуациях. И мое имя, вовсе не его, следует запомнить!

— Запомним-запомним, уж по этому-то поводу можете не волноваться.

Генетик пожевал губу.

— Единственное, что удалось сделать Шимо, — заполучить власть над уруру. Благодаря этому, собственно, и возникла идея кори… МОЯ идея! И это я, не он, снимал на пленку свежих покойничков. Я выполнил всю грязную работу, чтобы он мог присвоить себе племя.

На губах у генетика выступила пузырьками пена. Шарко понимал, что здесь и сейчас проявляет себя одна из самых извращенных форм, в каких только может выражаться страсть человека: люди расточают сокровища своего разума с единственным намерением — умножать зло. Понимал, что перед ним воплощение архетипа ученого-безумца в чистом виде.

— Потом… потом я действительно занимался искусственным оплодотворением женщин неизвестной им спермой. Им, но не мне! Криогеника зародилась еще в тридцатых годах, и было проще простого организовать перевозку сюда, за тысячи километров от джунглей, замороженных сперматозоидов уруру в маленьких криоконтейнерах. Ко мне часто приходили (да и приходят) добропорядочные семейные пары, которым не удается зачать ребенка. Слабые, неактивные сперматозоиды, дисфункции яичников… Некоторые женщины после осмотра требовали применить метод искусственного оплодотворения и ввести им сперму мужа. А для меня не было ничего легче, чем примешать к ней сперму уруру. Никто ничего не смог бы заметить — ни сразу, ни впоследствии: эти индейцы белокожие, черты лица у них как у белых, детей с генами уруру по внешнему виду от европейцев не отличишь. Единственное из полученного ими в наследство от уруру, что способно меня выдать, — это непереносимость лактозы. Ну и тот факт, что ребенок ничуть не похож на отца. Но даже в таких случаях семьи всегда находят оправдание и тому и другому. Да и сходство с кем-нибудь из родных тоже в конце концов находят.

Шарко крепче сжал рукоятку револьвера, никогда в жизни ему так не хотелось выстрелить.

— Вы даже собственную жену оплодотворили индейской спермой!

— Для вашего сведения: я никогда не любил мою жену. Не судите меня и, главное, не судите так скоро. Вы ничего не знаете ни обо мне, ни о моей жизни. Вы понятия не имеете о том, что такое амбиции и что такое навязчивая идея.

— И сколько же несчастных женщин вы подобным образом оплодотворили?

— Я бы хотел провести инсеминацию десяткам, сотням женщин, но слишком велик оказался процент неудач, что-то не срабатывало. То ли техника была еще несовершенной, давала сбои, то ли сперматозоиды индейцев плохо переносили замораживание и транспортировку… В общем, сработало только в трех случаях, то есть забеременели только три женщины.

— И ваша… и бабушка Грегори Царно среди них?

— Да. Каждая из этих женщин родила по ребенку. Но у всех родились девочки.

— Одну из этих девочек, жертв инсеминации, звали Аманда Потье, она и стала потом матерью Грегори Царно, другая, Жанна Ламбер, родила Корали и Феликса…

Генетик кивнул:

— Три девочки с генами уруру в ДНК, носительницы ретровируса. Три девочки, которые, в свою очередь, произвели на свет семерых детей. Трех мальчиков и четырех девочек.

«Вот оно, поколение детей с генетическими кодами из книги Тернэ», — подумал Шарко.

— И это поколение из семи человек стало для меня поколением истины, — продолжал Жорж Нолан. — Феликс Ламбер… Грегори Царно… и пятеро остальных. Семь внуков уруру, семь обладателей генов уруру. Они родились в хороших, как говорится, семьях, они росли окруженные любовью, но предназначены были воспроизводить и воспроизводить схему жизни своего племени. Их матери умирали, если у них рождался сын, и выживали, если рождалась дочь. Они росли как нормальные дети, но, выросши, становились буйными и жестокими… Началось все с год назад. У Грегори Царно первого проявилось наконец то, чего я так ждал долгие годы. Царно было двадцать четыре года, Феликсу Ламберу двадцать два… Похоже, в нашем, цивилизованном, обществе вирус дает о себе знать раньше, чем в джунглях: ближе к двадцати, чем к тридцати. Вероятно, повлияло соединение с генами европеоидной расы, которые… которые, надо думать, и изменили слегка поведение нашего вируса. — Нолан вздохнул. — Я был прав — культура тут ни при чем, все зависит исключительно от генетики. Хотя в данном случае даже не совсем или не только от генетики, потому что — об этом я узнал куда позже — дело не в генах, дело в ретровирусе с невероятно эффективной стратегией поведения, в ретровирусе, который сумел найти отличное прибежище в людях из почти доисторического амазонского племени.

Несмотря на напряженную атмосферу, глаза Нолана блестели. Фанатика не переделаешь, он на всю жизнь сохраняет одну веру, идет к одной цели до конца, и никакая тюрьма не способна его исправить.

— А что за роль во всем этом была у Тернэ? — спросил комиссар.

— В то время я понятия не имел о существовании вируса. И не мог понять, почему умирают роженицы, какова истинная причина кровотечения. Думал, что проблема тут чисто иммунологическая, что связана она с иммунной системой и с переносом материала между циркуляционными системами плода и матери во время беременности. Тернэ же… конечно, Тернэ был не просто фанатиком, но и параноиком, только ведь он был и настоящим гением. Он знал назубок ДНК и — одновременно — механизм зачатия. Это он помог мне разобраться во всем, и это он обнаружил ретровирус. Представьте себе мое состояние, когда я впервые увидел этот вирус под микроскопом…

Шарко сразу же вспомнил жуткую медузу-убийцу, плавающую в собственном соку.

— Мы дали этому ретровирусу то же имя, что всей нашей программе инсеминации: Феникс. Я знал, что Тернэ попался на удочку, что он не откажется от возможности вести как акушер-гинеколог во время беременности женщину, которая носит в себе чистейший продукт Эволюции. Я наблюдал Аманду Потье, мне было известно, что она забеременела. Аманда была материализованным смыслом жизни Тернэ, его научного поиска, его исследований… Грегори Артюр ТАнаэль ЦАрно, ГАТАЦА — он стал почти что его собственным ребенком… Обладая такой, какая была у Тернэ, репутацией и таким опытом, ему ничего не стоило собирать образцы крови семи младенцев со дня их появления на свет, делать анализы, помогать мне лучше разобраться в Фениксе.