Тэми Хоаг - Забыть всё

Вэнди состроила недовольную физиономию.

— Твоя мама не может следить за тобой все время. Она же работает. Мы должны вернуться в чащу.

— Нет, не должны.

— Ну где твоя жажда приключений?

— Ограничена до особого распоряжения.

— Не будь таким трусом, — раздраженно сказала Вэнди. — Через пару дней наши родители обо всем позабудут. Обещай, что пойдешь со мной в чащу.

Томми испуганно посмотрел на нее, что бывало нередко. Но в конце концов он всегда сдавался.

Она захлопала ресницами, как делала ее мама, когда хотела получить что-нибудь от отца.

— Ну же, Томми. Ты сказал, что защитишь меня. Ты просто посмотришь, чтобы та собака не появилась снова.

— Или убийца, — сказал он.

— Да, тогда получилась бы отличная сцена для фильма!

Она записала это теперь, когда сидела под покрывалом. Они с Томми в чаще, осторожно пробираются к тому месту, где было зарыто тело. Уже почти стемнело. Может быть, даже громыхает гром, и полыхает молния. Это для эффекта. А убийца тоже крадется по чаще, следя за ними. И как только они с Томми подходят к огромному дереву, сверкает молния, и появляется он! Возникает над ними с безобразным лицом, глазами, чуть не вылезающими из орбит, а руки, словно клещи, хватают их. Их сердца бешено бьются, когда они отпрыгивают и визжат от страха.

Слезы наполнили глаза Вэнди, она откинула покрывало и отбросила ручку и блокнот. Боже! Боже! Боже! А что, если так и случится?

Вэнди выскочила из кровати, вылетела из комнаты и бросилась вниз по лестнице, крича:

— Мама!

В другом доме в другой части города Коди Роч тоже не спал. Ему не нравилось просыпаться посреди ночи, когда мама спала, а папа был на работе. Он всегда слышал какой-то шум в доме. Скрип половиц. Шаги в коридоре. Он задерживал дыхание и прислушивался до тех пор, пока единственным, что он слышал, не оставался его собственный пульс, отдававшийся в ушах.

Он сел в кровати, закрывшись покрывалом до подбородка. Дрожал как сумасшедший. Дэннис назвал бы его трусом.

Дэннис видел трупы в чаще. Коди подумал, что они бегали там и играли в коммандос, наступая на трупы. Он подумал, что больше никогда не сможет заснуть, потому что ему снились кошмары, как он бежит через чащу, а из земли вылезает рука и хватает его за лодыжку. А потом все мертвецы поднимаются из могил, словно зомби, полусгнившие, с глазами, выпадающими из глазниц. Он бежит к Дэннису, ища помощи, но Дэннис тоже превратился в зомби и теперь охотится за ним.

«Не волнуйся о Дэннисе», — сказала мисс Наварре.

Мисс Наварре хорошая. Коди очень ценил, что она приехала только за тем, чтобы проведать его. Такого еще никогда не случалось в его жизни — никто из взрослых не приходил, чтобы просто проведать его, даже когда он не попадал в неприятности.

Но мисс Наварре не слишком хорошо знала Дэнниса. Она не знала, о чем Дэннис любил говорить, например, о том, как он будет делать плохие вещи с девочками. И она не знала, что временами Дэннис начинал злиться на него ни с того ни с сего. Если бы мисс Наварре узнала все это о Дэннисе, подумал Коди, она бы тоже испугалась. И тоже, наверное, не смогла бы заснуть.

Дэннис не хотел спать. Он хотел ударить кого-нибудь, пнуть. На ум пришла мисс Наварре. Тупая сука. Это из-за нее отец пришел к нему с ремнем. Вот занималась бы своим делом — так нет же, ей надо было явиться в их дом, чтобы лично сказать родителям, что его не было в школе.

Его спина и задница до сих пор горели огнем в тех местах, где его лупил отец за то, что он прогулял уроки. Дэннис лежал на животе, потому что не мог лежать иначе. Он сел на колени, чувствуя, как гнев бьется внутри него, словно дикое животное. Он не знал, что делать с ним, поэтому принялся лупцевать подушку обеими руками, снова, и снова, и снова.

Он представил, что подушка — это лицо мисс Наварре, и он бьет и бьет ее до тех пор, пока оно не превращается в кровавое месиво.

Тупая сука. Долбанная стерва.

Ненависть переполнила его, и он ударил подушку еще несколько раз, пока руки не устали, и слезы не хлынули из его глаз и покатились полипу.

Однажды он покажет им всем. Никто не посмеет наказывать его, заставлять краснеть или говорить, что он бездарь. Это он будет наказывать всех. Они все будут бояться его.

Дэннис слез с кровати, сел на пол и засунул руку под кровать, чтобы достать то, что хотел. Фонарик, который он украл из строительного магазина. Взяв его, он пошел к своему шкафу, освещая путь желтым лучом, порылся среди кучи грязной одежды и нашел старую коробку из-под сигар, которую хранил там.

Гордость наполнила его, когда он достал ее. Никто не видел, как он взял эту штуку. Никто не заметил, как он положил эту штуку себе в карман. Повсюду сновали копы, и никто его не поймал.

Он поднес коробочку к окну и поставил ее на стул. Все еще держа фонарик в одной руке, открыл крышку и заглянул внутрь.

Именно в этой коробке Дэннис хранил свои сокровища: перочинный ножик, сигареты, которые своровал у матери, зажигалку, сушеную голову гремучей змеи, которую, как он видел, убил садовник, и его новое, самое ценное приобретение.

Оно было мягкое и уже начало вонять, но это только добавляло трепета. Так пахнет труп, когда его закапывают в землю, и он лежит там. Думая об этом, Дэннис получал наслаждение.

Он улыбнулся, осторожно доставая свое сокровище из коробки и поднося к свету.

Отрезанный палец мертвой женщины.

Четверг, 10 октября 1985 года

01.37

Карли Викерс лежала в абсолютной темноте, в абсолютной тишине, испытывая абсолютную боль и абсолютный ужас.

Большинство людей на самом деле никогда не испытывали настоящего ужаса. Чтобы описать его, еще не придумали слов. Это словно очень яркий свет и самый высокий пронзительный звук, объединенные вместе, чтобы истязать каждую клеточку мозга и нервной системы. Но даже это не самое подходящее описание.

Она мало что помнила о своем похищении — сначала перед ней мелькнуло какое-то знакомое лицо, но сейчас она не могла вспомнить, кто это был; затем приступ паники, словно внутри взорвалась бомба, потом — ничего. То, что было после, походило и на абсурд, и на реальность одновременно.

Она не знала, где в следующий раз почувствует боль, и кто ее причиняет. Она не имела представления о времени, о том, что сейчас — день или ночь. Не всегда могла понять, где верх, а где низ. Иногда ей казалось, что она летит, но потом она понимала, что лежит на поверхности. Она ничего не видела. Она ничего не слышала. Она не могла говорить, потому что не могла открыть рот.

Она не знала, как долго пробыла в этом месте, и что это за место. Здесь было холодно. То, на чем она лежала, было твердым. Ей было слишком больно, чтобы испытывать голод. Время от времени в маленький зазор между ее губами вставляли соломинку, через которую подавали воду, чтобы жизнь в ней не угасла совсем.