Коди Макфейден - Человек из тени

— Ничего себе картинка, верно? — спрашивает Патриция. — Тяните дальше, пусть и они увидят.

Спина Патриции сплошь покрыта шрамами. Та часть меня, которая не приходит в ужас, холодно отмечает, что раны, оставившие эти шрамы, нанесены по-разному и в разное время. Скорее всего в течение нескольких лет. Некоторые круглые, от ожогов сигаретой. Другие длинные и тонкие. Разрезы. Я догадываюсь, что часть шрамов — результат битья розгой. Эти шрамы — доказательство правдивости ее истории, они придают ее рассказу третье измерение. Я застегиваю молнию.

Мы все молчим, чувствуя себя неловко. Нарушает молчание Алан:

— Мне очень жаль, что вам так много пришлось пережить, миссис Коннолли. И простите меня за то, что я усомнился в правдивости вашей истории.

Патриция Коннолли улыбается ему. В этой улыбке мелькает девушка, которой она когда-то была.

— Я ценю вашу доброту, мистер Вашингтон. — Она складывает руки на коленях. Перебарывает волнение. — Вы должны понять, что я далеко не сразу догадалась, чем он занимается. А когда догадалась, было уже поздно. Кейт начал все ночи напролет проводить с Питером в подвале. Он всегда запирал подвал. Сначала Питер возвращался оттуда заплаканным. Но через год он уже возвращался с улыбкой. Еще через год на его лице не было никакого выражения, абсолютно никакого. Только этот взгляд. В нем читалась надменность. Но потом и надменность исчезла. Он выглядел нормальным десятилетним мальчиком. Умным, забавным. Он умел меня рассмешить. — Она качает головой. — Разумеется, сейчас я смотрю на все это ретроспективно. Тогда те изменения, которые в нем происходили, не привлекли моего внимания. Где-то угнездились в уголке моего мозга и сидели там. Все те годы Кейт держал слово. Он не бил меня. Не пытался переспать со мной. Для него я вроде как исчезла. Меня это устраивало. Вот только…

Волнение охватывает ее внезапно. Обрушивается, как весенняя гроза. По ее лицу струями текут слезы.

— Это было так эгоистично, ужасно. Он оставил меня в покое, верно. Но только потому, что был занят Питером. А я… я никогда не задавала вопросов, не пыталась разобраться и что-то сделать. Я просто отдала ему своего сына. — Голос ее наполнен презрением к самой себе. — Что я была за мать?

Гроза проходит. Она вытирает лицо тыльной стороной ладони.

— Теперь, оглядываясь назад, я вижу перемены в Питере. Я вижу у него улыбку отца, ту самую, которой он одарил меня в той гостиничной комнате после свадьбы. Я чувствовала его холодность. — Она снова долго молчит. Глубоко вздыхает. — Это случилось, когда ему было пятнадцать лет.

Ее глаза снова смотрят вдаль.

— Так много лет прошло, и все эти годы меня не били и не насиловали. У меня было время заглянуть в себя. Некоторым образом я жила как заточенная в башне. Но эта изоляция заставила меня подумать о себе. И я решилась. Начала планировать. Я полагала, что пора нам с сыном освободиться. На определенном этапе скорбь во мне начала превращаться в гнев. Я стала придумывать, как убить Кейта.

Ее лицо снова теряет всякое выражение.

— Я решила, пусть все будет просто. Я приглашу его к себе в постель. Он этого не ожидает. Разрешу ему делать со мной все, что ему захочется. И потом я воспользуюсь ножом, который спрячу под подушку. Убью его и вместе с сыном вернусь домой, в Техас. Будем жить нормально. — Она бросает на меня печальный взгляд. — Думаю, есть люди, которые умеют убивать, и те, кто не умеет. Или, возможно, дело не в том, что я не умею убивать. Может быть, причина в том, что он как раз был мастером этого дела.

Она трогает пальцами золотую цепочку на шее.

— Он удивился, это надо признать. Я сказала, что скучаю по ночам без него. Я увидела, что похоть загорелась в его глазах как огонь. Я была готова к тому, что он будет грубым, только так он мог получить удовольствие. Он втащил меня в спальню и почти сорвал с меня одежду. — Она продолжает теребить цепочку. — Я позволила ему развлекаться долгое-долгое время. Как водится, это было ужасно, но что значили несколько последних часов, если у меня был шанс покончить с ним навсегда? — Она кивает. — Я хотела, чтобы он вымотался. К тому времени, когда он кончил, один глаз у меня был черным, губы распухли, из носа текла кровь. Он, весь потный, скатился с моего тела, лег на спину, закрыл глаза и удовлетворенно вздохнул. — Ее зрачки расширяются, когда она переходит к следующему эпизоду. — Кто бы мог подумать, что человеческое существо может двигаться так быстро? Хотя, по сути, он и не был по-настоящему человеческим существом. Как только он закрыл глаза, я сунула руку под подушку и вытащила нож. Прошло не больше секунды, я лишь успела направить конец ножа к его горлу. — Она недоуменно качает головой. — Он схватил мою руку, когда нож находился в дюйме от его горла. Схватил и остановил. Он всегда был очень сильным. Сильнее его я никого не знала.

Он держал меня за запястье и улыбался той самой улыбкой. Потом покачал головой. «Ты это плохо придумала, Патриция, — сказал он. — Боюсь, с тобой придется покончить». — Ее руки немного дрожат. — Я так испугалась. Он отобрал у меня нож и принялся бить. Он бил меня долго и жестоко. Выбил несколько зубов. Сломал нос и челюсть. Я уже почти потеряла сознание, когда он наклонился ко мне и прошептал на ухо: «Готовься умереть, самка». И тут я провалилась во тьму.

Она замолкает. Меня завораживает движение золотой цепи, которую она крутит в пальцах.

— Я очнулась в больнице. Все болело. Но я не обращала на боль внимания, потому что понимала: если я жива, значит, он мертв. Я повернула голову и увидела сидящего рядом с кроватью Питера. Когда он увидел, что я очнулась, он взял меня за руку. И так сидел больше часа, не говоря ни слова.

Спустя несколько часов шериф рассказал мне, что произошло. — На ее глаза наворачиваются слезы. — Это Питер. Он услышал мои крики. Ворвался в комнату как раз в тот момент, когда Кейт готовился перерезать мне горло. Он убил его. Он убил отца, чтобы спасти меня.

Она обнимает себя руками, вид у нее был потерянный.

— Вы имеете представление о тех чувствах, которые овладевают человеком в подобные моменты? После всех этих ужасных лет и всего, через что пришлось пройти? Меня захлестнуло чувство облегчения. К тому же я обнаружила, что мой сын действительно был моим сыном, что в критический момент он предпочел меня отцу. — Слезы продолжают бежать по ее щекам. — Я же была уверена, что потеряла его навеки. Простите меня, я на минутку.

Она встает и, шаркая ногами, направляется к шкафчику, откуда достает салфетки. Она берет коробку с собой, садится в кресло, утирает салфеткой глаза.

— Простите меня.

— Все в порядке, — говорю я.

Я действительно так думаю. Невозможно себе представить, через что пришлось пройти этой женщине. Некоторые могут смотреть на нее с презрением, потому что она столько лет терпела надругательства. Потому что была слабой. Мне нравится думать, что я мудрее таких людей. Патриция вытирает глаза и берет себя в руки.