Андрей Курков - Приятель покойника (сборник)

Я обнимал ее на пороге, целовал. А она, смеясь, вырывалась.

– Да дай мне раздеться! Я же не на минутку пришла!

Она смеялась и казалась по-настоящему счастливой.

Наконец я отпустил ее. Она сняла черную длинную куртку с меховой окантовкой по краю капюшона и осталась в черных брюках и свитерке изумрудного цвета. Повесила куртку на крючок и сама, все еще смеясь, набросилась на меня.

– Скучал? Скучал? Да?

Потом, когда страсти, пробужденные моим недавним одиночеством, улеглись, она достала из своей сумки бутылку шампанского и пакет с едой. Уже на кухне она выпотрошила его на стол, и я ощутил голод. Питался я последние две недели кое-как, в основном бутербродами с вареной колбасой. Даже жареную картошку своей ленью мне удалось превратить в деликатес. А на столе теперь лежала палка салями, длинная французская булка, пачка масла, какое-то турецкое печенье…

– Это прямо как гуманитарная помощь! – сказал я. – Спасибо!

Она все еще улыбалась.

– Зачем ты мне голодный нужен?

– А зачем я тебе сытый?

– А-а-а! – рассмеялась она. – Я тебе потом скажу! Когда наешься! Ты когда последний раз ел?

– Ел – две недели назад, а перекусывал – сегодня утром, – признался я.

– Ладно, доставай ножи, вилки. Картошка у тебя есть?

– Пару килограммов есть…

– Ясно, – голосом распорядителя сказала она. – Значит, сегодня – праздник, а за картошкой завтра пойдешь! Шампанское положи в холодильник на верхнюю полку. Там у тебя есть место?

– Там масса места! – Я открыл холодильник и показал Лене его пустые внутренности.

– Ну ты и живешь! – она покачала головой.

Уже через полчаса ужин был готов. Ощущение праздника было закреплено сервировкой стола. Я достал два хрустальных бокала.

– Сюда бы еще букетик цветов, – мечтательно произнесла Лена, осматривая созданный ею живой натюрморт.

Я виновато опустил голову.

– Да брось ты, – она махнула рукой. – Это я так, мечтаю… Кстати, ты мне действительно ни разу цветов не подарил.

– Но я ведь никогда не знаю, когда ты придешь…

Ужин начали с шампанского.

– За что? – спросил я, подняв бокал.

– За нас! – легко произнесла тост Лена. – За то, чтобы у нас все было хорошо, чтобы мы не болели!

Вареная картошка, тонкие янтарные кружки салями, свежая хрустящая булка с маслом. Праздник живота смешался с праздником души, атмосфера физической, бурной радости заполнила мою маленькую квартиру.

– Твой кассетник работает? – спросила Лена.

– Наверно, я его давно не включал…

Она вытащила из своей сумки кассету и протянула ее мне.

– На, поставь!

Я сходил в комнату, поставил кассету и вернулся. Музыка зазвучала только через пару минут. Но когда она зазвучала, я остановил в воздухе вилку с кусочком колбасы, чуть-чуть не донеся ее до рта. Удивленно посмотрел на Лену. А она улыбнулась и как-то игриво развела руками.

– Это Корелли… Если тебе не нравится, там на другой стороне рэп есть, «Кар-мэн» и Буланова…

– нет, нравится. Просто не думал, что ты классику любишь.

– А я не знаю – люблю я ее или нет. Хочется иногда послушать. Чистая музыка, как лекарство. Успокаивает, когда психую…

– А часто психуешь?

– нет, – она пожала плечиками. – Иногда бывает. Со всеми бывает. У тебя тоже сегодня, когда звонила, был голос психованный. А?

Я кивнул.

– А чего? – спросила она.

– Я вчера ходил долг относить… Понимаешь, одного знакомого убили, а я у него как-то одалживал и вот вчера пошел, отдал деньги его жене… Видно, нервничал потом, знаешь, идти туда боялся…

Лена понимающе кивнула.

– Мою подружку месяц назад убили. Пьяный один позвал к себе… И задушил. А я у нее книжки брала читать, у ее предков классная библиотека… Но я назад не понесу… Пусть уже у меня остаются. Страшно, ей только восемнадцать отпраздновали. Предки такой стол накрыли…

– Давай о чем-нибудь другом! – попросил я.

Она кивнула. На ее лицо опять вернулась улыбка.

– наливай! – скомандовала она.

Шампанское подходило к концу, но у меня в запасе была еще бутылка венгерской сливовицы, и это внушало уверенность в том, что с исчезновением шампанского праздник не пойдет на убыль.

– За что? – спросил я, снова подняв бокал.

– За нас! – снова сказала Лена.

– Этот тост уже был.

– Хорошее должно повторяться, – она посмотрела мне в глаза и снова улыбнулась, только улыбка в этот раз получилась у нее какой-то твердой и самоуверенной.

Спать мы легли далеко за полночь, а заснули, наверное, только под утро. Моя энергия, так будоражившая меня с самого утра, наконец нашла выход. Но и у нее оказалось не меньше энергии, а может, даже и больше, потому что под утро, когда руки мои устали от объятий и ласк и дрема уже опутывала сознание, ее руки все еще гладили меня, а губы мягко прикасались к плечам, к шее. И я лежал неподвижно, как побежденный ею.

Декабрь

За окном лежал декабрь, лежал, укрытый хрустящим снегом. Его морозное дыхание врывалось в раскрытую форточку и наполняло воздух моей квартиры свежестью.

Уже третий день Лена хозяйничала у меня, и нам обоим это нравилось, но, наверное, по-разному. Только время от времени приходила мысль, огорчавшая меня, мысль о том, что такие блаженные, счастливые моменты наших отношений уже не раз прерывались и я снова оставался один в квартире, еще наполненной ее дыханием. И все еще чувствуя ее дыхание, но не видя ее, я начинал копить в своей душе одиночество, начинал как-то заискивающе смотреть на молчащий телефонный аппарат, будто ждал от него помощи. Я старался прогонять эти мысли, я не давал им возможности испортить мой праздник, хотя праздник этот был не только моим. Это был НАШ праздник.

Я наблюдал за Леной и понимал, что ей наши несколькодневные иллюзии совместной жизни нравятся не меньше, чем мне. Я по нескольку раз в день ставил кассету с музыкой Корелли. Нет, Лена не психовала и не нуждалась в успокоительном воздействии этой музыки. Просто нежность скрипок очень подходила той атмосфере, в которой мы наслаждались друг другом. Под такую музыку было легче отбиваться от назойливых мыслей о временности и скоротечности этих счастливых моментов.

Я уже понимал, чего хочу. А хотел я банального постоянства. Для непрерывного ощущения счастья я нуждался в совместимости и совместности с женщиной. И то, и другое присутствовало в наших с Леной отношениях, и только неизвестный мне график ее жизни нарушал идиллию. Но, возможно, только я стремился к этой идиллии. Может быть, она относилась к нашим длительным свиданиям, как к наркотику, помогавшему ей жить в остальные, не известные мне моменты ее жизни.

Я не хотел, я боялся просить ее о большем. Мне просто надо было найти себе занятие, которое отвлекало бы меня от ее временного отсутствия. Лишь бы ее отсутствие было действительно временным!