Мишель Ловрик - Венецианский эликсир

В то время я этого не знала. Я просто ликовала, что наши планы так удачно совпали.

Я почти ничего о нем не знала, и это мне нравилось.

«Подчас любовь похожа на гангрену, — говорила я себе. — Ей не требуется кислород информации, чтобы развиваться» .

Эта любовь принадлежала как раз к такой разновидности.

Пилюли для женских дней

Берем венецианский борас, мирру, всего по сорок пять гран; корень кирказона, шафран, всего по пятнадцать гран; масло болотной мяты, казачьего можжевельника, гвоздики, всего по две капли; с сиропом пяти открытых корней готовим восемнадцать пилюль для шести доз.

Название определяет замысел. Принимать дважды в день перед наступлением женских дней, когда природе требуется стимуляция.

Я не знаю, кому он заплатил, чтобы забрать меня из монастыря посреди жаркой ночи. На разных уровнях власти некоторые вещи можно купить за наличные деньги. Я знаю только, что ко мне в келью пришла старая монахиня. Она растолкала меня и потянула в комнату, где стоял кувшин с горячей водой и чаша с душистым мылом, а на стуле висело оранжевое шелковое полупрозрачное платье. Я протестовала, спотыкалась и зевала.

— Помойся, — велела она сухо. — Особенно хорошо вымой срамное место и рот. — Я не могла смотреть на ее болезненное, суровое лицо. По всей видимости, эта ситуация не оставила ее равнодушной, но я не могла понять, испытывала ли она зависть или раздражение из-за того, что ее заставили заниматься этим делом. Покраснев, я начала мыться, стараясь не поднимать ночную сорочку слишком высоко. Монахиня нетерпеливо содрала ее с меня, и я осталась нагишом. Я захныкала и прикрылась руками, стыдясь глядеть ей в глаза. Ей стало меня жаль, и она обратилась ко мне более мягким тоном:

— Учись, тебе еще придется это делать в будущем.

Когда я помылась и облачилась в платье, которое облегало меня, словно лайковая перчатка ладонь, она взяла меня за руку, как маленького ребенка, и повела по длинным, душным коридорам к зарешеченной калитке, которая выходила во фруктовый сад. Мы прошли среди деревьев ко второй калитке, возле нее в стену было встроено колесо. Одна его половина была снаружи, другая внутри. Оно служило для анонимной передачи денег, провизии и иногда младенцев. Я гадала, должна ли сейчас произойти какая-нибудь незаконная сделка и как она может затронуть меня. Но вместо этого монахиня отвела черную ткань, которая закрывала решетчатую калитку, и выглянула наружу. Казалось, она кого-то ждала.

Я увидела по ту сторону забора его золотистые волосы, освещенные уличным фонарем. Его лицо, на котором я не заметила никакого волнения, а лишь удовольствие и радость, было обращено не к двери, а к небу, словно он читал по звездам предзнаменования. По всей видимости, небо ему благоволило. Как он и ожидал, в его случае все планы были обречены на успех. Именно этого человека я видела тогда у решетчатых ворот. Его улыбка заставила меня устыдиться своего волнения.

Монахиня что-то прошептала ему, и он вплотную приблизился к двери, которую она открыла, и толкнула меня в его объятия. Я была рада, что его руки немного дрожали. Он передал монашке деньги. Я поняла, что должно было случиться.

Я была строгой девочкой, потому мне не нравилось, когда родители показывали свои чувства друг к другу. Однажды я увидела, как целуются двое слуг. Я закричала, принялась звать на помощь, чтобы поделиться с другими отвращением от вида этой ужасной оргии. После того как мать объяснила мне некоторые аспекты любви, меня стошнило. Голые факты были чужды моему вкусу. Несмотря на мои чувства по этому поводу, текущие обстоятельства заставили меня рассматривать грядущее соблазнение в оптимистичном ключе. Я думаю, что Бог создал меня холодной девушкой, поскольку я легко могла переступить через свои чувства, вспомнив, что вознаграждением за это будет моя свобода. Я почти предвкушала ее, хотя и испытывала определенный страх.

Я посмотрела на монахиню, гадая, могу ли воззвать к ее чувствам, есть ли в этом смысл, — и в этот момент почувствовала, как он положил ладони на мои груди.

Поверьте мне, не обязательно любить мужчину, который лишает вас девственности, даже если он делает это блестяще. Мои предрассудки относительно соития исчезли после первой же ночи, проведенной в его апартаментах недалеко от Риальто. И мне нравилось слушать слова, которые сопровождали все этапы этого действа. Было так приятно обнаружить, что мой спаситель еще и делал комплименты, наполнявшие меня непередаваемой радостью. Хотя я не испытывала никаких чувств к этому человеку.

Мне казалось, что он пробудил мои инстинкты, но не тронул спящую тягу к романтике. А может, у меня ее и не было вовсе?

Потом, на исходе нашей первой ночи, он встал на колени, поцеловал мои ступни и накормил меня сладкими пирожными, вымоченными в вине. К тому времени я была уже полностью пресыщена как пищей, так и плотскими утехами. Когда он накормил меня миндальными круассанами и поцеловал, я подумала, что ему удалось найти мое сердце, но покорить его он еще не успел.

Когда я вернулась в монастырь, меня засыпали вопросами:

— Так что это за человек?

— Он богат?

— Он хорош собой?

— Какой у него характер?

И когда они заметили, что мне не до того, они начали задавать вопросы посложнее:

— Он назвал свое настоящее имя?

И…

— В тот самый момент он мягок, как пух, или тверд, как лед?

Но кто будет слушать подобные вопросы, кто будет внимать ответам?

Не я.

За этой ночью последовали три месяца бурной любви, дни, лишенные всяких мыслей, кроме туманных воспоминаний о горячих ночах. Казалось, что суть бытия состоит в том, чтобы каждую ночь обнаруживать себя в его объятиях или надевать роскошное платье, которое он в конце концов с меня снимал. Я была рада этой перемене в своей жизни.

Я не могла не восхищаться чудом страсти, которое сделало стены монастыря Святого Захарии прозрачными и преодолимыми.

Когда я узнала, что ношу его ребенка, я пришла к нему, переполненная надеждой. Какой мужчина не хочет сына, даже зачатого вне брака, с женщиной другого круга или народа?

Действительно, услышав эти вести, мой возлюбленный изобразил на лице радость и принялся ласкать меня, без слов уверяя в преданности и любви. Я прижалась к нему, поглядела на золотистые волоски на его запястье и позволила себе не думать ни о чем.

Я отказалась от пилюль для женских дней, которые мне предложили монахини, и напустила на себя важный вид будущей матери.

«Вот она, любовь», — решила я.

Но я знала, что лгу. Я и мой возлюбленный исполняли все обязанности, которые налагал обычный роман, но он не подходил к естественному концу. Мой восторг был банальным, наигранным и недолгим.