Владимир Алеников - Сумерки в спальном районе

Ефим Валерьевич усмехнулся.

Спи, спи, Люсенька!

Пусть себе сопит в две дырки. Не подозревает, что ее власть в этом доме кончилась. Теперь жена полностью в его руках. Он уж с ней расквитается по полной за все годы своего унижения.

Заставит как следует попрыгать на этой ее хромой ноге! А потом уже определится, что с ней дальше делать.

Чрезвычайно довольный собой, Ефим Валерьевич грузно возлег на свою половину кровати. Постепенно ухмылка сошла с его лица. Другие, не менее интересные мысли захватили его.

Завтра у него было важное дело: он отправится к Харкевичу выбирать дебила.

На самом деле Людмила Борисовна не спала. Ей очень хотелось расспросить мужа, что там было на кладбище, но она сдержалась. Ни к чему ему знать, что это ее интересует.

Главное, что все вышло так, как она задумала. Кирилла взяли в театр, и эта девка больше не будет ему ни в чем помехой.

Людмила Борисовна тихо улыбнулась. Она избавила мальчика от всех возможных проблем. Он спокойно сможет заниматься своей карьерой.

А в том, что карьера у него сложится, Людмила Борисовна не сомневалась. Рогова, которая приезжала позавчера, нарисовала ей очень даже радужную картину. Очевидно, что у нее большие виды на парня.

Что же касается покойной шлюхи, то туда ей и дорога! Совсем даже не жалко. Главное, что у Кирилла теперь все будет хорошо. Он станет звездой, а она будет ходить на его спектакли, дарить ему цветы и знать, что на самом деле он всем этим обязан ей.

Но, конечно, она никому об этом не скажет. Это будет ее тайна. Тайна, которая будет помогать ей жить.

Людмила Борисовна снова улыбнулась, повернулась на бок и закрыла глаза.

Она так и заснула, продолжая безмятежно улыбаться.

Девочка-Смерть сразу поняла, что кто-то на нее смотрит. Она всегда это чувствовала, ни разу еще не ошиблась.

Девочка остановилась, медленно задрала голову.

Так и есть — высоко вверху, в светящемся окне, она зорко разглядела мужской силуэт.

Девочка подняла руку, выразительно показала неизвестному дядьке в окне средний палец, потом сплюнула и зашагала дальше. Сегодня было особенно ветрено, и она торопилась.

Фархад увидел жест девочки, усмехнулся, отошел от окна. Раньше он бы возмутился, может, даже догнал бы наглую девчонку и отлупил. А теперь — нет. Фархад очень изменился за последние дни.

С тех пор как он не один, жизнь стала восприниматься совсем иначе. С Венерой — так Фархад назвал козочку — ему больше не было так холодно.

Даже сейчас, когда он стоит полуголый, у него нет озноба!

Конечно, в квартире за эти дни появился устойчивый дурной запах, но в этом нет ничего страшного. Фархад регулярно убирал за Венерой, мыл пол.

Зато практически исчезли его прежние безумные порывы открыть окно, чтобы впустить внутрь ледяной ветер. Об этом не могло быть и речи, ведь Венера сразу замерзнет!

Фархад подошел к кровати. Лежавшая на ней козочка замотала рогатой головкой.

— Бе-е-е! — произнесла она.

— Будем спать, Венера! — ответил ей Фархад. — Пора спать.

— Бе-е-е! — возмутилась Венера.

— Я знаю, ты пока не очень это любишь, — сочувственно сказал он. — Но ты привыкнешь!

— Бе-е-е! — снова возразила Венера.

— Ну ладно, не упрямься! — нахмурился Фархад. — Хватит, ладно? Потом сама скажешь спасибо.

Он быстро снял с себя трусы, юркнул в постель и накрыл себя и Венеру одеялом.

Козочка попыталась вырваться, но он крепко держал ее.

— Ты куда хочешь? — рассмеялся он. — Не спеши, Венерочка! Сначала мы с тобой немножко поиграем, да?

Венера больше не рыпалась. Наверное, поняла, что это бесполезно.

— Вот так-то лучше! — наставительно сказал ей Фархад.

Он нежно погладил козочку и начал медленно прижимать ее к себе. Она снова отчаянно заблеяла, но Фархад закрыл глаза и уже не реагировал.

Он понимал, что это большой грех. Знал, что Аллах порицал скотоложество и накажет его за это. Но, с другой стороны, зачем-то он послал ему Венеру!

Ведь недаром ему стало теперь так тепло и хорошо.

В конце концов безгрешных людей не бывает. Если вдуматься, каждый чем-то грешен. И, может быть, этот его грех не самый худший из всех.

Так или иначе, он искупит свою вину, сумеет найти способ задобрить Аллаха. Но отказаться от Венеры и ее нежной теплой плоти Фархад уже не мог.

Это было выше его сил.

Ефим Валерьевич Курочкин сидел в кабинете главврача и ждал. С Олегом Леонидовичем Харкевичем он был знаком уже лет восемь. Подружились после дела о бескудниковском маньяке, на котором Харкевич был одним из экспертов. Но в кабинете у него Ефим Валерьевич находился впервые.

Кабинет как кабинет, разве что стены покрашены каким-то отвратительным салатовым цветом. Немного напоминают стены в саратовском интернате, в котором он когда-то учился. То еще было заведение! Черт-те что там творилось… Потом, когда все вскрылось, педсостав разогнали подчистую. А директора посадили. И очень правильно сделали!

Однако как следует углубиться в воспоминания детства Ефиму Валерьевичу не удалось. Дверь открылась, и вошел Харкевич.

За ним следовал толстый человечек невысокого роста. Маленькие руки его как-то слишком свободно болтались по бокам, напоминая детскую куклу.

Шея у человечка практически отсутствовала, а яйцевидная голова, покрытая редкими волосиками, опять-таки выглядела чересчур маленькой по сравнению с общей массой тела.

Лобик у него был очень узкий, а рот, напротив, большой.

И он приветливо улыбался Ефиму Валерьевичу этим своим большим ртом.

— Вот, знакомьтесь, — сказал Харкевич. — Это Гоша, а это Ефим Валерьевич. Садись, Гоша!

Гоша тут же деловито уселся, продолжая благодушно улыбаться.

— Я тебе уже говорил, Гоша, Ефим Валерьевич будет иногда тебя забирать ненадолго, брать с собой на разные встречи. Это очень интересно. Ты там будешь вести себя тихо, просто сидеть и слушать, понял?

Гоша охотно закивал.

— А кушать там будут давать? — спросил он.

Голос у него оказался скрипучий, малоприятный.

Харкевич и Курочкин переглянулись. Ефим Валерьевич пожал плечами. Этот вопрос он как-то не продумал.

— Если встреча затянется, то, конечно, Ефим Валерьевич позаботится, чтобы тебя покормили, — пришел ему на помощь Харкевич. — Правда, Ефим Валерьевич?

— Конечно, — поддержал его Курочкин. — Безусловно, накормим. Не о чем говорить.

— А сладкое тоже дадут? — лучезарно поинтересовался Гоша.

— Дадут, — успокоил его Харкевич. — Все, что надо, дадут.

— А что на сладкое? — въедливо уточнил Гоша.

Опять возникла небольшая пауза.

Гоша терпеливо ждал.

— На сладкое будет пирожное, — наконец ответил Харкевич. И тут же добавил: — Песочное.