Марк Олден - Власть

Стены квартиры были увешаны большими черно-белыми фотографиями работы Джорджа, изображавшими безликие многоэтажки, потрепанных бездомных, бродячих псов и уродливые лица многочисленных ньюйоркцев. Никуда негодные фотографии. И этот мальчишка всерьез считает их искусством. Мэки решил кончить с критикой и перейти к сексу.

Они с Джорджем принялись пить кофе, сидя бок о бок на колченогой фиолетовой бархатной кушетке с выступающими пружинами. Ноги их соприкоснулись, глаза встретились, и Мэки почувствовал приятное тепло в паху – тепло ожидания. Он по-прежнему не мог поверить в свою удачу: ему удалось познакомиться с таким прелестным созданием. Молодые геи пользуются большой популярностью среди пожилых, и обольстить их непросто.

Мэки был в том возрасте, когда любовь часто можно было купить только за деньги. Любовь – удел молодых, а не стариков. И тот девяностолетний дед, который все еще бреет ноги, – величайший в мире оптимист.

Джордж не потребует у него почасовой оплаты, хотя в конечном счете обойдется ему недешево. Однако Мэки не собирался создавать с парнем холостяцкое хозяйство. Он все сделает быстро. Мэки был одинок и давно уже не наслаждался любовными утехами. Чужой в чужой стране, он хотел только с часок полежать в объятиях этого мальчика, забыв мирские заботы и беды.

Он поставил свою чашку, притянул Джорджа к себе и нежно поцеловал, ощутив на его губах вкус сладкого кофе. Сердце Мэки забилось быстрее, и поцелуй его стал более настойчивым. Улыбаясь, Джордж отстранился от него.

– Я думаю, нам следует уладить этот спор, – сказал он.

Оба рассмеялись. Незадолго до этого Джордж рассказал Мэки анекдот о двух пьяных геях в баре, которые уладили свой спор, выйдя на улицу и поколотив друг друга.

Поднявшись с кушетки, Джордж взял Мэки за руки и увлек в спальню. Пол в спальне был покрыт зеленой клеенкой. Еще одно свидетельство оригинального вкуса Джорджа, подумал Мэки и тут же забыл об этом.

Они разделись, поцеловались, Джордж легонько оттолкнул его и сказал:

– Я должен почистить зубы. Вернусь через секунду. Не уходи.

Обнаженный Мэки сел на кровать и стал водить ногами по зеленой клеенке. Оригинальный ковер, если не сказать большего. Нет, ньюйоркцы странный народ.

Мэки услышал шаги, поднял голову и увидел стоящих перед ним двух китайцев. Они были голыми.

Один из них держал в руках электропилу.

Манхэттен

Незадолго до полудня ДиПалма стоял в телефонной будке на перекрестке 57-й стрит и 9-й авеню и смотрел через дорогу на белое прямоугольное административное здание телекомпании, в котором работал. Он был в пальто, без головного убора и потягивал из пластмассового стаканчика черный кофе. Чернокожий курьер, проезжавший мимо на велосипеде, узнал его, улыбнулся и приветствовал, подняв сжатый кулак. В ответ ДиПалма поднял пластмассовый стаканчик, и в этот момент телефон зазвонил.

Он поднял трубку со вторым звонком.

– Грег?

– Рад, что ты в порядке, Фрэнк. Жив-здоров и все такое прочее. Как твоя поездка?

– Скажем так, я не скучал.

– Я уже слышал. Чуть не подох со смеху, как прочитал про тебя и эту карлицу. Как-то я трахал женщину весом четыреста фунтов. Хотел узнать, что это такое. У этой бабы волос на теле было больше, чем у гориллы. Мой адвокат сказал, что ты хотел со мной поговорить. Что случилось?

– Я знаю, что ты убил Тароко.

Несколько бесконечных секунд ван Рутен молчал. Потом сказал:

– Черт возьми, ты меня огорошил. Я теперь не знаю, то ли мне застрелиться, то ли напиться. Что ты знаешь, Фрэнк? Скажи, что ты знаешь?

– Ты убил ее.

– Правда?

– Я не могу доказать этого, но чует мое сердце, что ты убил ее. Эта женщина исчезла с поверхности земли. Одних только выступлений у нее запланировано в ближайшие пять месяцев на 850 тысяч долларов, а ее никто найти не может.

– Знаешь, что мне кажется, – сказал ван Рутен. – Я думаю, она уехала куда-нибудь и учится сейчас на компьютерных курсах. Компьютеры теперь великое дело. Научишься обращаться с ними – и пожалуйста, везде найдешь себе работу.

– Вы с ЛаВоном промотали деньги Линь Пао, но ты не поэтому явился с повинной в министерство юстиции. Мне кажется, ты раскололся после того, как прикончил Тароко, ведь тебе нечего было терять.

– Чертов ЛаВон. Мы с ним в ту ночь накачались наркотиков и были под хорошим кайфом. К нам в номер в отеле прислали четырех баб. ЛаВон как увидел перед собой голые попки, так совсем очумел и потерял контроль над собой. Не мог в эту ночь отказать себе ни в чем. Действовал по полной программе.

– Он умер потому, что работал с тобой и слишком много знал, – сказал ДиПалма. – Я уверен, ты убил его.

– Кто играет, тот и проигрывает.

– Кстати, о проигрышах. Ты, очевидно, узнал, что ФБР и АБН напали на твой след и решил сдаться сам, но предварительно рассчитался с Тароко. Ты знал, что всегда сможешь стать осведомителем и избежать ответственности за убийство.

– Фрэнк, Фрэнк, Фрэнк. Я отвергаю твои голословные обвинения. Твоя жена бросила меня, а я не убил ее. Что скажешь?

ДиПалма стиснул зубы.

– Тебе наплевать на Джан. Тароко – это совсем другое.

– Другое, приятель, другое. А ты случайно не записываешь наш разговор?

– Не вижу смысла. Министерство юстиции так мечтает о Линь Пао, что готово пойти с тобой на любую сделку. Тароко для них абсолютно ничего не значит.

– Тогда для чего ты затеял этот разговор?

– Тебе всегда не хватало чувства реальности. Ты живешь в своем маленьком мирке, тянешь за ниточки и дергаешь всех нас. Я хочу, чтобы ты знал, что на этот раз тебе не удастся выйти сухим из воды. Я надеюсь также, что когда министерство юстиции узнает об этом, то, может быть, только может быть, тебя будут допрашивать более строго.

В голосе ван Рутена послышалось напряжение.

– Не надо, парень, пугать меня этим. Я все это просчитал. Я все делаю правильно и оставшуюся жизнь надеюсь прожить в тишине и покое. Возможно, меня пошлют в одну из небольших стран, где вместо флага привязанное к метле полотенце, ты же закончишь свою жизнь, как бродячий пес.

ДиПалма зло усмехнулся, глядя на свой стакан с кофе.

– Ты по-прежнему утаиваешь это от Министерства юстиции, Грег?

– Ты это о чем, черт возьми?

– Так уж ты устроен, что получаешь удовольствие, когда знаешь то, чего не знают другие. Ты думаешь так: я укокошил Тароко, все ее ищут, и только Грегори ван Рутен знает, что ее нет в живых. Ты считаешь себя умнее других.

Ван Рутен засмеялся.

– Ты кое-что упустил, приятель. Линь Пао знает, где она. Верь мне, когда я тебе говорю, он знает.

– Ну, конечно, он знает. Я уверен, что знает, что ты убил ее. Когда я сказал, что ты утаиваешь, я имел в виду, что ты не признался им в убийстве Тароко. А теперь представь, что они узнают, что ты скрываешь от них важную информацию. Представь, что они перестанут верить тебе. Мы с тобой знаем, что тот, кто разыскивает Тароко, теряет время даром. Ты знаешь, что ее нет в живых, я знаю, что ее нет в живых. Линь Пао знает, что ее нет в живых. Он же должен знать не так ли? Боже, ну конечно. Ты убил ее, чтобы отомстить Линь Пао. Сукин ты сын. Вот почему ты сделал это.