Мартин Лэнгфилд - Ларец Зла

Зрителей усадили буквой L, как и задумывал Адам еще за девять лет до того дня. Кирпичная стена изнутри была обклеена декоративными обоями, которые «старили» ее, призваны были создать у зрителей эффект перенесения в прошлое. В углу буквы L стояли три деревянных кресла. Два из них были снабжены пюпитрами, как у дирижеров. На поляне в центре сада, где, собственно, и должно было состояться театрализованное представление, росло молодое деревце, не достигавшее в высоту даже человеческого роста. Рядом раскорячился низкий письменный стол, накрытый темной тканью. Позади возвышалась длинная ширма, служившая, очевидно, кулисами.

Роберт, удовлетворив ностальгическое чувство в светской беседе с рыцарем и огненно-рыжей дамой его сердца, вскоре потерял их из виду — дворецкий увел университетских приятелей в другой конец сада. Рыцарь успел рассказать, что стал постоянным членом этого клуба, куда несколько лет назад его пригласил сам Адам.

— Он сказал, что мы будем специализироваться на археологических раскопках и путешествиях в экзотические уголки мира.

Дворецкий вскоре вернулся и показал Роберту его место. Рядом стоял пустой стул. Едва он успел расположиться, как трижды ударил гонг, возвестивший о приближающемся начале спектакля, а в следующую минуту на свободное место с ним присела взявшаяся неизвестно откуда Кэтрин.

— Вот так сюрприз! — воскликнул Роберт.

— Все сюрпризы еще впереди, — заверила его Кэтрин. — Для Адама это очень важный вечер.

— В каком смысле?

— Помнишь ту рукопись Ньютона, о которой я тебе рассказывала? Адам, еще будучи студентом, торжественно поклялся всячески оберегать ее. Да ты помнишь, я ж тебе говорила об этом в ту ночь!

Роберт напрягся.

— Я почти ничего не помню из того, что было той ночью.

— Хорошо, хорошо, не беспокойся, я не собираюсь тебя мучить. Адам дал клятву своему наставнику, другу деда. Частью клятвы было обязательство раз в несколько лет рассказывать миру об оберегаемой тайне.

— Вот как?

— Но не напрямую. Рассказывать нужно так, чтобы поняли лишь те, кто этого достоин. И сегодня для Адама настал первый такой день.

— Погоди, погоди. Ты имеешь в виду ту рукопись, которую его дед украл во время войны у немцев?

— Да. А этот клуб — тайное общество, чья задача, с одной стороны, хранить подобные тайны, а с другой — находить тех, с кем можно было бы ими делиться. Некоторые члены клуба ни о чем не догадываются. Они занимаются любительской археологией, историей и знать ничего не знают ни о каких тайнах.

— А другие?

— А другие во все посвящены. В общем, Адам ничем особенно не рискует, давая представление именно среди этой публики. Впрочем, кто знает…

— К чему все это? Не проще ли было избавиться от этих бумаг? Сдать в музей и забыть о них раз и навсегда?

— Они хранят секреты, значение которых невозможно переоценить.

— Чепуха!

С четвертым ударом гонга из-за ширмы показалась актриса в строгом черном костюме, и шум в саду быстро смолк. Приглядевшись, Роберт узнал в ней свою бывшую однокашницу, которая в тот памятный вечер в Кембридже, когда было учреждено студенческое общество «Единорог», нарядилась шлюхой.

— Леди и джентльмены! — громким голосом возвестила она, оглядев собравшихся. — Сэр Исаак Ньютон!

В следующую минуту из-за ширмы показался человек в камзоле XVII столетия и сером парике. Он быстрым шагом приблизился к столу и поклонился зрителям. Те ответили ему дружной овацией. Разумеется, это был Адам. Вслед за ним из-за ширмы показался третий участник спектакля — также весь в черном, — который принялся энергично хлопать, заводя зрительские ряды.

Актриса взяла со стола книгу, раскрыла, поднесла почти к самым глазам и громко, нараспев, прочитала:

— «Гордый и острый глаз Ньютона природы закон постигает. От него не укроются истоки и первопричины всего сущего. И слава его переживет столетья».

Третий актер подхватил вслед за ней:

— «Все тайны и секреты мирозданья, сокрытые в ночи, нагие пали пред гордым взором человека, который, подобно Господу, был в силах возвестить: „Да будет свет!“»

Публика разразилась аплодисментами, и Адам вновь стал усердно раскланиваться во все стороны. Затем он принялся ходить взад-вперед от деревца к столу и обратно.

— Я сэр Исаак Ньютон, господа. И я привык размышлять о первопричинах всего, что нас окружает, в мрачном уединении и покое.

Его коллеги по сцене эхом повторили за ним последние слова. На этом прелюдия закончилась и начался собственно спектакль. Монологи Ньютона сменялись чтением отрывков из разных книг. Самого же действия было минимум. Раз заняв свои места на импровизированной сцене, актеры не покидали ее и разыгрывали почти статичные сценки. Особенно порадовала публику та, в которой обыгрывался знаменитый эпизод с яблоком, упавшим на голову Ньютона с дерева, что позволило ему открыть законы гравитации.

В какой-то момент экс-проститутка процитировала отрывок из автобиографии Джона Мейнарда Кейнса — того самого, который в 1936 году купил алхимические рукописи Ньютона.

— «Ньютон был рационалистом… — торжественно зачитывала вслух актриса, — он научил нас мыслить, но не грезить. И все же он оставался не столько первым ученым нового времени, сколько последним магом старых эпох, последним вавилонянином, последним из шумеров. Он умел смотреть на этот мир глазами обладателей древних знаний и видеть то, что не дано другим. Он был Коперником и Фаустом в одном лице».

В другой сценке Ньютон прочитал пространный монолог, в котором выразил безмерное сожаление по поводу того, что человечество запомнило его лишь как традиционного ученого и мыслителя. Он с огорчением отметил, что научный метод познания, который — в том числе и благодаря ему, Ньютону, — стал властителем дум современных людей, на самом деле является далеко не единственным и уж точно далеко не бесспорным. Сценку разыграли в форме диспута, который Ньютон вел с молодым ученым-атеистом. Роль последнего играл третий актер.

— Вы создали все, во что я верю, что боготворю! — страстно восклицал тот. — Вы изгнали предрассудки и одолели суеверия! Вы доказали всем, что человеческий разум, наблюдательность и искания способны постичь все тайны мироздания, не прибегая к помощи ритуальных наскальных рисунков и шаманских плясок, бездумного обожествления природных явлений и повального возведения храмов и капищ!

Ньютон обратил к зрителям искаженное от гнева и возмущения лицо:

— Что он говорит?! Нет, вы только послушайте, что он говорит! Я рассчитывал познать Господа, но не убить его. А что получилось? Кто идет по моим следам? Вот эти нигилисты! О Боже правый! Воистину я изобрел новый закон — закон непреднамеренных последствий!