Джон Коннолли - Создания смерти, создания тьмы

У машины я обернулся и увидел на веранде Вулрича и девушку с лицом в шрамах. Она поднялась на цыпочки и прильнула к нему. Вулрич нежно погладил ее по щеке и тихо назвал по имени: Флоренс. Затем он в легком поцелуе коснулся ее губ, и, не оборачиваясь, пошел к машине. На обратном пути в Новый Орлеан мы ни словом не обмолвились об этом.

Шедшему всю ночь дождю удалось пробить плотный кокон жары и освободить изнывавший от духоты город. На следующее утро улицы Манхэттена смогли вздохнуть с облегчением. Когда я вышел на пробежку, было, можно сказать, прохладно. Бегать по асфальту — дополнительно нагружать колени, но эта часть города лужайками не богата. На обратном пути я купил газету и прочитал ее за завтраком после душа. В начале двенадцатого вызвал такси и отправился к Бартонам.

Изабелла Бартон обитала в уединенном особняке, выстроенном в семидесятых годах ее ныне покойным мужем около Тодт-Хилл. Это сооружение представляло собой впечатляющую, хотя и не вполне удачную попытку воссоздать в интерьере восточного побережья и в меньшем масштабе милые сердцу Бартона строения середины XIX века, характерные для его родной Джорджии. Очевидно, старина Бартон, милейший, по общему мнению, человек, недостаток вкуса компенсировал обилием потраченных на строительство денег и упорством в достижении цели.

Когда мы подъехали, ворота стояли открытыми и в воздухе висел запах автомобильного выхлопа. Автоматические ворота уже закрывались, но мое такси успело проскочить, и мы проследовали за белым «БМВ» с тонированными стеклами до самого дома. Такси определенно не вписывалось в окружающий ансамбль, хотя неизвестно, как бы здесь посмотрели на мой видавший виды «мустанг», который я отдал подлатать.

Когда мы подъехали, из «БМВ» вышла женщина в костюме консервативного серого цвета и с удивлением и некоторым недоумением наблюдала, как я расплачивался с таксистом. Уложенные в пышный пучок седые волосы не прибавляли мягкости строгим чертам ее лица. Такси отъехало, я направился к дому, и тут у дверей возник крупный темнокожий мужчина в форме шофера и с самым решительным видом направился ко мне.

— Я Паркер. Полагаю, меня ждут.

Шофер одарил меня многозначительным взглядом, ясно говорившим, что мне придется сильно пожалеть, если я солгал. Он предложил мне подождать, и отошел к женщине в сером.

Она бросила на меня цепкий злой взгляд и обменялась несколькими словами с шофером, после чего он удалился в конец дома, а она направилась ко мне.

— Мистер Паркер, меня зовут миссис Кристи, я личный секретарь миссис Бартон. Вам следовало подождать у ворот, пока мы убедимся, кто вы.

Я заметил, как в окне над дверью кто-то слегка отодвинул занавеску и тут же вернул ее на место.

— Если у вас есть отдельный вход для обслуживающего персонала, я в дальнейшем буду пользоваться им.

На лице секретарши отразилась надежда, что в этом не будет необходимости. Некоторое время она всматривалась в меня с холодным вниманием, затем направилась к двери.

— Прошу вас пройти со мной, — не оборачиваясь, пригласила миссис Кристи.

Следуя за ней, я отметил про себя, что края ее английского костюма по краям истрепались, и мне пришло в голову, что у меня с миссис Бартон могут возникнуть трения по поводу гонорара.

Но если Изабелла Бартон испытывала недостаток средств, она легко могла бы поправить дело, стоило ей только продать кое-что из раритетов, которыми был полон дом, поскольку его интерьер без натяжки заслуживал определения «мечта антиквара». В холл выходили две просторные комнаты. Мебель в них если и бывала в ходу, то только по случаям, отмеченным исключительной важностью. Широкая лестница поворачивала вправо. Прямо виднелась закрытая дверь, под лестницей оказалась вторая. В нее прошла миссис Кристи, а вслед за ней и я. Мы оказались в небольшом, но на удивление светлом и современном по стилю кабинете с компьютером в углу и встроенной в книжные полки видеосистемой. У меня возникла мысль, что миссис Бартон все же не будет иметь ничего против моего счета.

Усевшись за сосновый письменный стол, миссис Кристи достала из кейса бумаги и с нескрываемым раздражением принялась их перебирать, пока не отыскала то, что хотела. Она подтолкнула ко мне документ.

— Это стандартная форма конфиденциального соглашения, составленная адвокатами фонда. В документе отражено ваше обязательство, что все касающиеся данного дела сведения будут известны только миссис Бартон, мне и вам, — она ткнула ручкой в соответствующие пункты договора. Это выглядело так, будто ушлый страховой агент старается подсунуть простофиле никудышный контракт. — Прежде чем мы продолжим беседу, мне бы хотелось, чтобы вы поставили здесь свою подпись, — заключила она.

Как видно, все, кто имел отношение к фонду Бар-тона, избытком доверчивости не страдали.

— У меня иное мнение, — ответил я. — Если вас так беспокоит риск нарушения конфиденциальности, вам следует нанять священника. Либо вам придется довольствоваться моим обещанием, что информация дальше нас не пойдет.

Возможно, я должен был почувствовать угрызения совести за то, что солгал. Но ничего подобного я не ощутил. Лгать у меня получалось совсем неплохо. Это один из талантов, которыми Господь наделяет алкоголиков.

— Такой вариант неприемлем. Я даже начинаю сомневаться в необходимости ваших услуг, и, тем более, этот вопрос не может быть решен без...

Ее тираду прервал звук открывавшейся двери. Я обернулся и увидел высокую привлекательную женщину, чей возраст точно не давали определить естественная грация и волшебство косметики. На глаз я дал бы ей лет сорок пять или немногим больше, но если передо мной стояла Изабелла Бартон, то ей, по моим сведениям, должно было быть около пятидесяти пяти, а возможно, и больше. Изысканная простота ее светло-голубого платья не оставляла сомнений, что оно очень дорогое, а фигура, которую оно облегало, либо прекрасно сохранилась, либо была плодом усилий пластического хирурга.

Когда она подошла ближе, стали видны мелкие морщинки, и я решил, что вернее первое предположение: миссис Бартон мало походила на тех женщин, что прибегают к пластическим операциям. Ее шею украшало ожерелье из оправленных в золото бриллиантов, а в ушах поблескивали серьги, выполненные в том же стиле. Длинные седые волосы свободно падали на плечи. С годами она не утратила привлекательности и хорошо сознавала это, что сразу чувствовалось в ее осанке.

После исчезновения сына Бейнсов основным объектом внимания газетчиков стал Филип Купер, но они донимали его не слишком долго. Пропавший ребенок принадлежал к семье, для которой беспросветность — лучшая характеристика, и, если бы не связь с фондом Бартона, этот случай едва ли попал бы в газеты. Но, тем не менее, адвокаты и покровители приложили усилия, чтобы максимально ограничить рассуждения и домыслы на этот счет.