Джон Коннолли - Создания смерти, создания тьмы

— Я поспрашиваю, — пообещал Эйнджел. — Догадки есть?

— Предполагаю, что это Бобби Сциорра.

— И я так думаю. А почему он подчищает за Санни?

— Старик велел.

Эйнджел согласно кивнул.

— Будь начеку, Берд.

Он доел свой бутерброд и поднялся.

— Пойдем, мы подвезем тебя.

— Нет, я хочу немного пройтись.

— Ствол при себе?

Я кивнул. Он сказал, что позвонит мне. У дверей мы расстались. Я шел по улице, чувствуя тяжесть пистолета под мышкой и отмечая в памяти каждое лицо в толпе, а под ногами неясно бился пульс большого города.

Бобби Сциорра, этот злой гений и воплощение жестокости и садизма, появился перед Стефано Феррерой, когда тот находился на грани безумия и смерти.

Казалось, его вызвали из дальнего, самого мрачного угла ада слившиеся воедино гнев и горе старика, и он стал физическим проявлением всех мыслимых и немыслимых мук и несчастий, которые Стефано желал бы обрушить на весь мир. В лице Бобби Сциорры он нашел идеальное орудие, чтобы нести боль и ужасную смерть.

В юности Стефано наблюдал, как отец создавал маленькую империю на основе их скромного дома в Бенсонхерсте. В те дни Бенсонхерст, граничащий с заливом Трейв-Сенд-Бей и Атлантическим океаном, сохранял еще дух маленького городка. Ароматы гастрономов смешивались с запахом дровяных печей местных пиццерий. Люди жили в домах на две семьи за коваными железными воротами. В солнечные дни они выходили на веранды и сидели там, наблюдая за детворой, игравшей в крошечных садиках.

Амбиции Стефано требовали простора и увлекли далеко от семейных традиций. Когда пришло его время занять место у руля, он выстроил большой дом на Стэйтен-Айленде. Из окон с внутренней стороны дома ему был виден край особняка Паоло Кастеллано на Тодт-Хилл, этакого Белого дома стоимостью в три с половиной миллиона, а в окно на самом верху, возможно, удавалось увидеть и усадьбу Бартонов. Если Стэйтен-Айленд устраивал главу семьи Гамбино и благожелательного миллионера, тогда и для Стефано он вполне подходил.

Когда Кастеллано пришел конец, после шести выстрелов в ресторане «Спаркс» в Манхэттене, самой крупной фигурой на Стэйтен-Айленде стал Стефано.

Женился он на некой Луизе, девушке из Бенсонхерста. К браку с Феррерой ее привела не возвышенная любовь, которую описывают в романах, — она любила его за могущество, неистовость, но большей частью ценила деньги. А тем, кого в брак привели меркантильные интересы, чаще всего приходится дорого расплачиваться за корыстолюбие. С Луизой именно так и случилось. Вскоре после рождения третьего сына она подверглась сильному психическому расстройству и вскоре умерла. Больше Стефано не женился. Горевать он также не горевал; брать на себя заботу о другой жене считал лишним, тем более, что первая обеспечила его наследниками.

Старший сын Винченцо выделялся умом и представлял главную надежду семьи. Когда он умер в двадцать три года в бассейне об обширного кровоизлияния в мозг, отец неделю молчал. Застрелив принадлежавшую Винченцо пару лабрадоров, он удалился в свою спальню. К этому времени Луиза была уже семнадцать лет в могиле.

Никколо, или Никки, был моложе Винченцо на два года и занял его место, став правой рукой отца. Я тогда только начал работать в полиции, и мне часто приходилось наблюдать, как Никки колесил по городу в бронированном «кадиллаке» в окружении охраны, создавая себе репутацию такого же головореза, как и отец. К началу восьмидесятых семья справилась с первоначальным отвращением к торговле наркотиками и принялась наводнять город дурманом всех мастей, который только могла заполучить. Большинство прежних торговцев благоразумно сошли с дистанции, а потенциальных соперников-конкурентов либо вытесняли угрозами, либо без особых церемоний пускали на корм рыбам.

Иное дело семья Ярдиз. Ямайские банды безо всякого почтения относились к установленным правилам и не признавали авторитетов. Они смотрели на итальянцев и видели поживу. Ими была перехвачена партия кокаина на два миллиона долларов и убиты двое боевиков Ферреры. Никки приказал в ответ устроить отстрел Ярдиз: были разгромлены их клубы и дома, не пощадили даже женщин. За три дня погибло двенадцать человек, включая большинство тех, на ком лежала ответственность за кражу кокаина.

Вероятно, Никки вообразил, что на этом все закончится и вернется прежний порядок. Он продолжал разъезжать по улицам на своей машине, ел в тех же ресторанах, где и прежде, и вел себя так, словно после такой демонстрации силы угроза со стороны ямайцев улетучилась, как дым.

Никки был помешан на «Да Винченто» — шикарном частном ресторане в окрестностях Бенсонхерста, где свои итальянские корни не забывали. Возможно, Никки притягивало созвучие названия с именем брата, но его мания привела к тому, что он приказал заменить обычное стекло в окнах и дверях ресторана на особо прочное, типа того, что устанавливается для защиты президента. И стал спокойно наслаждаться итальянской кухней, не опасаясь нападения убийц.

Но как-то ноябрьским вечером в один из вторников, только Никки успел сделать заказ, черный фургон припарковался в переулке напротив, задними дверцами к окну. Возможно, Никки видел, как он остановился, заметил, что стекло с окон было снято и заменено черной проволочной решеткой, может быть, он даже нахмурился, когда дверцы резко распахнулись, внутри фургона сверкнула короткая вспышка и под действием отдачи затряслась решетка.

А еще у него, вероятно, хватило времени заметить, как снаряд РПГ-7 мчится к окну со скоростью шестьсот футов в секунду, оставляя позади дымный хвост. Вой снаряда проник сквозь толстые стеклянные панели, прежде чем они лопнули от взрыва. Стекло и фрагменты горячего металла разнесли Никки Ферреру на столько кусков, что в гроб, который три дня спустя пронесли по церкви, было попросту нечего положить.

Троица из ямайской семьи как в воду канула, и старик Феррера вымещал свою ярость на врагах и друзьях. Бизнес его начал хиреть, и соперники сомкнули ряды, усматривая в слепой ярости безумца удобный случай поквитаться с Феррерой и избавиться от него раз и навсегда.

И когда его мир, казалось, готов был рухнуть, у ворот особняка появился человек и заявил, что хочет поговорить со стариком. Он также просил передать, что у него есть кое-какие новости о семье Ярдиз. Охранник доложил наверх, и Бобби Сциорре позволили войти, предварительно обыскав. Однако досмотр получился неполный: Сциорра отказался показать, что у него в черном пластиковом мешке. Держа под прицелом, его проводили к дому и приказали остановиться на лужайке в пятидесяти футах от крыльца, где его поджидал хозяин.