Джон Коннолли - Создания смерти, создания тьмы

Разговор на этом закончился.

— Проклятье, — откликнулся Вулрич. — Вы хоть что-нибудь успели сделать?

— Решительно ничего, — Брие с досадой швырнул на постель свои наушники.

Я оставил федералов грузить свое имущество в белый фургон, а сам направился в «Наполеон Хаус» звонить Рейчел. Пользоваться мобильным как-то не хотелось. У меня появилось чувство, что разговор с убийцей оставил на нем грязный отпечаток. Да и после долгого сидения в душной комнате меня тянуло прогуляться.

Она откликнулась с третьего раза.

— Привет... — она умолкла, пытаясь определиться, как ко мне обращаться.

— Называйте меня Берд, — пришел ей на выручку я.

— Вовремя сказано... Где вы сейчас? Я слышу сильный шум, — заговорила она, нарушая неловкую паузу.

— Да, здесь шумновато. Новый Орлеан как-никак, — согласился я и вкратце обрисовал произошедшие события. Она слушала, не перебивая, и пару раз до меня донеслось ритмичное постукивание ручки по трубке.

— Вам говорят что-либо детали? — в заключение поинтересовался я.

— Что-то маячит знакомое из студенческих времен, но я не уверена, что мне удастся раскопать в памяти то, что нужно. Много воды утекло с тех пор. А что касается вашего предыдущего разговора с тем человеком, у меня есть для вас кое-что. Но информация довольно туманная, — она помолчала. — Где вы остановились?

Я сообщил ей номер телефона гостиницы и ее название. Она записала, повторяя для себя.

— Вы собираетесь мне перезвонить?

— Нет, я сейчас заказываю билет и вылетаю к вам.

Повесив трубку, я обвел взглядом неярко освещенный бар, заполненный до отказа местной публикой и посетителями, слегка напоминающими богему; часть из них, туристы, занимали комнаты над баром. В воздухе густой завесой висел дым, и звучало какое-то классическое произведение, название которого выскочило из головы.

Что-то в звонках Странника раздражало меня и настораживало, но я не мог понять, что именно. Он знал, что я в Новом Орлеане, знал, где я остановился, так как ему было известно о присутствии федералов, а из этого следовало, что он знаком с методами ведения следствия и следил за тем, как идет расследование. Об этом с самого начала предупреждала Рейчел.

Должно быть, он находился на месте преступления в одно время с нами или побывал там вскоре после нас. Его желание не затягивать разговор понятно: линия прослушивалась, но вот второй его звонок... я мысленно прокрутил его в памяти, стараясь отыскать источник беспокойства, но все впустую.

Мне очень хотелось остаться в «Наполеоне» и наслаждаться атмосферой старого бара, проникнутой радостью жизни, но я вернулся в свою гостиницу. Несмотря на жару, я распахнул большие окна и вышел на балкон. Я смотрел на здания с чугунными решетками балконов и вдыхал смешанные с запахом выхлопов ароматы, источаемые кухней ресторана по соседству. Из бара на улице Губернатора Николса неслись звуки джаза, а по Беобон-стрит народ с веселыми криками и смехом направлялся погулять в крутых кабаках; мелодичный местный говор смешивался с голосами приезжих — одним словом, жизнь за окнами била ключом.

Я стоял и думал о Рейчел Вулф. Мне вспомнились ее падающие на плечи волосы и россыпь веснушек на белой шее.

Ночью мне приснился жуткий сон. Я видел амфитеатр, заполненный стариками. Высоко на стенах, задрапированных узорчатой тканью, горели два факела, освещая в центре прямоугольный стол со скругленными краями и ножками, напоминающими формой кости. На столе лежала Флоренс Агуиллард. Бородатый мужчина в темных одеждах терзал ее чрево скальпелем с ручкой из слоновой кости. На ее согнутой под неестественным углом шее и за ушами виднелся багровый след от веревки.

Когда хирург сделал разрез, из чрева ее поползли, падая на пол, угри. Глаза мертвой женщины раскрылись, и она попыталась крикнуть, но хирург тряпкой закрыл ей рот. А старики молча наблюдали за происходящим, и во тьме бренчали костями скелеты. Хирург продолжал кромсать ее плоть, стоя по щиколотку в черных угрях, пока в ее глазах не померк свет.

А на грани света и тьмы стояли и смотрели на все еще чьи-то фигуры. И вот они вышли ко мне из полутьмы, моя жена и дочь, но с ними был кто-то еще, державшийся позади. Я видел только смутные очертания призрачной женской фигуры. Она принесла с собой стойкий запах гниющей растительности, зеленоватых вод и вздувшегося трупа, обезображенного разложением и газами. Она лежала в чем-то маленьком, тесном и неподатливом. Иногда о стенки ударялась рыба. Я проснулся, все еще ощущая ее запах, и голос этой женщины продолжал звучать в моих ушах:

— Помоги мне.

Кровь бросилась мне в глаза.

— Мне холодно здесь, помоги мне.

И тогда я понял, что должен, во что бы то ни стало отыскать ее.

Разбудил меня звонок гостиничного телефона. Приглушенный шторами, в комнату просачивался свет наступившего дня. Циферблат моих часов показывал 8:35, когда я снял трубку.

— Паркер? Это Морфи. Живее отрывай от постели свою задницу. Жду тебя через час в «Маркизе».

Я принял душ, оделся и направился к площади Джексона вслед за верующими, с утра пораньше решившими посетить собор Святого Людовика. У собора пожиратель огня пытался привлечь к себе внимание добропорядочной паствы. Группа темнокожих монахинь сгрудилась под желто-зеленым зонтиком.

Как-то раз мы со Сьюзен были на службе под сводами этого собора, где был изображен Христос в окружении пастухов, а над небольшим алтарем — крестоносец король Франции Людовик IX, провозглашающий Седьмой крестовый поход. За свою историю здание перестраивалось дважды. Деревянная постройка 1724 года вместе еще с восьмьюстами строениями погибла в огне пожара в Страстную пятницу 1788 года. Отстроенный заново, собор перестраивался еще раз. Свой нынешний облик он сохраняет около ста пятидесяти лет, его окна с витражами — подарок испанского правительства — выходят на усадьбу Жана Поля Дуэ.

Странно, что после стольких лет в моей памяти так ясно сохранились детали. Но запомнились они не сами по себе, а в их связи со Сьюзен. Когда я узнавал все эти подробности, она находилась рядом. Мы держались за руки, и ее волосы скреплял сзади бант цвета морской волны.

На короткое мгновение мне показалось, что, стоя на том же месте и вспоминая сказанные тогда слова, я могу вернуться в прошлое, и она вновь окажется со мной, ее рука в моей, ее запах на моей шее, вкус ее губ все еще на моих губах. Я представил, как она медленно идет по проходу, касаясь моего плеча, и вдыхает смешанный аромат ладана и цветов. А когда она проходит под окнами, то попеременно оказывается то в тени, то на свету, то снова в тени.

В глубине собора я опустился на колени перед статуей херувима с купелью в руках, попирающего ногами образ зла, и помолился за жену и дочь.