Джон Коннолли - Создания смерти, создания тьмы

— В январе уже два года. Жизнью я доволен, хотя не думал, что такое возможно, но эта женщина изменила мою жизнь, — он говорил об этом без тени смущения со счастливой улыбкой.

— А когда ждете прибавления?

— В конце декабря, — снова заулыбался он. — Парни, когда узнали, устроили праздник в мою честь, потому что мои старания не пропали даром.

На поляне среди деревьев стоял ремонтный грузовик с прицепом, на котором находилась прикрытая брезентом широкая алюминиевая лодка-плоскодонка, мотор для сохранности был наклонен вперед.

— Вчера поздно вечером ее пригнал брат Туисана. Он подрабатывает буксировкой.

— А сам Туисан где?

— В постели с отравлением: съел несвежих креветок, по крайней мере, он так сказал. Но мне кажется, ему просто лень выбираться так рано из постели.

В грузовике под брезентом лежали топор с цепной пилой, две свернутые в бухты цепи, моток нейлонового шнура и ящик со льдом. Из снаряжения имелся гидрокостюм, маска, пара водонепроницаемых фонарей и два баллона для акваланга. Морфи уложил провизию — термос с кофе, воду, два батона и четыре куриных грудки в специях, завернутые в пленку, — сел в машину и завел мотор. Грузовик немного дымил и дребезжал, но двигатель работал четко. И сквозь шум мотора из старенькой автомагнитолы звучала запись Клифтона Шенье.

В заповедник мы въехали у Слайдела, расположенного на северном берегу озера Пойнтчартрейн. Над водой все еще стелился утренний туман, когда мы сгружали лодку возле рейнджерского поста на реке Перл рядом с плавучими рыбацкими хижинами самого неказистого вида. В лодку мы сложили цепи, веревку, цепную пилу, снаряжение для работы под водой и провизию. Лучи утреннего солнца осветили на дереве рядом с нами мощную паучью сеть. В центре паутины притаился ее хозяин — золотистый паук-кругопряд. Затем звук ожившего мотора влился в общий хор насекомых и птиц, и мы двинулись, рассекая воды Перла.

Берега реки поросли ниссой, ивами, а вокруг стволов высоких кипарисов виднелись трубчатые лианы, украшенные распустившимися красными цветами. На некоторых деревьях виднелись пластиковые бутылки, служившие указателями, что в этих местах расставлены снасти на сомов. Мы миновали прибрежный поселок, большинство домишек, в котором имели жалкий, запущенный вид. Рядом с ними покачивались на воде челноки-плоскодонки. С ветки кипариса на нас с равнодушным спокойствием взирала голубая цапля, а под ней на бревне нежилась на солнышке желтобрюхая черепаха.

Я захватил с собой чертеж Рэймонда Агуилларда, но только со второй попытки нам удалось отыскать указанную им протоку. На входе в нее тесно росла нисса, а ясень клонился над водой почти полностью перегораживая проход. Дальше по каналу ветви деревьев гнул своей тяжестью к воде бородатый мох. Свежий запах живых растений мешался со стойким духом гниения. Искривленные древесные стволы в окружении ряски казались памятниками на зеленом пьедестале. Я заметил с восточной стороны серый купол хатки бобров, а неподалеку от нас грациозно скользнула в воду змея.

— Это змея с ромбами на спине, — пояснил Морфи.

С кипарисов и ниссы вокруг нас капала вода, а в кронах эхом отдавалось птичье пение.

— А аллигаторы здесь есть? — поинтересовался я.

— Может быть, — пожал плечами Морфи. — Но людей они не беспокоят, если только люди им не пакостят. В болотах есть чем поживиться, а вот собак, говорят, они, случается, таскают, тех, что близко к воде подходят. Если приметишь крокодила, дай мне знать выстрелом.

Протока сузилась настолько, что лодка с трудом проходила между берегами. Один раз мы зацепили днищем скрывавшееся под водой бревно. Морфи выключил мотор, и дальше мы шли на веслах.

Когда перед нами выросла зеленая стена канадского риса с высокими стеблями, торчавшими из воды, как клинки, нам показалось, что мы неверно выбрали направление. В зеленом щите виднелся лишь совсем узенький проход. Морфи пожал плечами, завел мотор и направил лодку в просвет. Я веслом раздвигал в стороны рисовые стебли. Неподалеку раздался всплеск, и темная масса размером с большую крысу торпедой прошлась под водой.

— Нутрия, — определил Морфи.

Животное остановилось у ствола дерева, и я смог разглядеть усатую мордочку грызуна. Зверек с любопытством принюхивался к новым запахам.

— На вкус они хуже крокодилов, — продолжил объяснение Морфи. — Я слышал, мы пытаемся всучить их китайцам, потому что нет других желающих их есть.

Среди леса рисовых копий появилась трава с острыми, как лезвиями бритвы, стеблями, и на моих руках, работавших веслом, появился не один порез, прежде чем заросли закончились и мы оказались в своеобразной лагуне, образованной постепенно накапливавшимся илом. Росшая по берегам нисса и ивы пальцами ветвей тянулись к воде. У восточного края возле зарослей маранты грунт был достаточно плотным, и на нем в изобилии отпечатались следы диких кабанов, как видно, частенько захаживавших в эти места лакомиться корнями. В глубине лагуны догнивал буксирный катер. Возможно, с помощью этого судна в свое время был проделан этот проход. Мощный мотор отсутствовал, и в корпусе зияли дыры.

Мы привязали лодку к одиноко стоящему красному клену, полускрытому папоротником, дожидавшемуся дождей, чтобы возродиться к жизни. Морфи разделся, оставшись в трусах, и велосипедках, и, смазавшись жиром, влез в гидрокостюм. Потом он надел ласты, пристегнул акваланг и проверил его.

— В основном глубина в этих болотах футов десять-пятнадцать, но здесь — другое дело, — попутно рассказывал Морфи. — Даже по цвету можно заметить, что здесь глубже: футов двадцать или того больше.

В воде плавали листья, ветки и бревна, а над поверхностью воды без устали носились насекомые. Зелень воды быстро темнела с глубиной.

Морфи ополоснул маску и обернулся ко мне.

— Вот уж никогда не думал, что в выходной буду искать призраков на болотах.

— Как говорил Рэймонд Агуиллард, он видел девушку здесь, — ответил я. — И Дэвида Фонтено убили неподалеку, немного выше по реке. Здесь точно что-то есть. Ты помнишь, что нужно искать?

Морфи кивнул.

— Это какая-то емкость, тяжелая и запечатанная.

Морфи включил фонарь, затем надел маску и стал подсасывать кислород. Я прикрепил один конец веревки к его поясу, а другим обвязал ствол клена, потом подергал, проверяя крепость узла, и похлопал Морфи по плечу. Он показал большой палец в знак одобрения и вошел в воду. На расстоянии двух-трех ярдов Морфи начал спуск, и я постепенно стал травить веревку.

Большим опытом подводного плавания я похвастаться не мог. Когда-то мы со Сьюзен ездили во Флориду, и на островах Флорида-Кис я получил несколько основных уроков обращения с аквалангом. Я совсем не завидовал Морфи, который в это время плавал в зеленой глубине. Подростком я ходил со сверстниками купаться на реку Страудуотер. Сейчас по ней проходит граница Портленда. В водах этой реки водились длинные тощие щуки, в злобном облике которых чудилось нечто первобытное. Когда их холодные скользкие тела, случалось, касались наших голых ног, в памяти невольно всплывали разные байки о том, как щуки кусали маленьких детей и утаскивали на дно плывущих собак.