Лин Андерсон - Бредень

— Я хочу рассказать тебе, — начала она, — о своей беседе с твоей маленькой подружкой, Роной Маклеод.

Каждый раз, когда дело касалось Роны, он начинал хуже соображать. Что-то похожее на совесть просыпалось и тревожило его. Обычно ему удавалось подавлять угрызения совести, и лучше всего в этом деле ему помогали заранее подготовленные аргументы Фионы. Но тут был особый случай.

Эдвард никогда не сомневался, что отдать ребенка на усыновление было правильным решением. Рона не стала бы делать аборт. Но мысли о том, что «было бы, если бы», все еще посещали его. Что, если бы он женился на Роне? Что, если бы они оставили ребенка?

Фиона прервала его размышления:

— Она сказала, чтобы я забыла об этом. Она узнала все, что хотела, и удивилась, что ты обсуждал этот «инцидент» со мной. — Голос Фионы возвысился в праведном негодовании.

Эдвард представлял себе, как отреагировала Рона, узнав, что Фиона в курсе дела. Он поморщился.

Усыновление всегда оставалось их тайной. Это наш ребенок, говорила Рона, особо выделяя слово «наш». Мы должны решить. И они решили (Эдварду нравилось думать, что это было их общее решение), никому ничего не сказав. Как же тяжело было Роне утаить это от своего драгоценного папочки. То, что он открылся Фионе, выглядело в ее глазах как предательство. Ну а чего же она хотела? Фиона его жена.

— Я сказала ей, что у нас нет друг от друга секретов, — говорила Фиона, приподнимая свои выщипанные в ниточку брови, — и добавила, что в интересах каждого считать этот вопрос закрытым.

— И что она ответила?

— Она сказала: «Да что вы?» — и повесила трубку.

Эдвард отхлебнул виски. Он понятия не имел, как Роне удалось пронюхать, куда девался младенец, да и удалось ли вообще. В любом случае, он был уверен, что она будет молчать.

Скандал был самый обыкновенный.

Опять деньги.

Крисси встала из-за стола и поставила свою тарелку в мойку.

— Ну, Крисси. Всего-то пятерку, — канючил Джозеф. Ей хотелось влепить ему пощечину. Из всех братьев Джозеф был самым настырным попрошайкой.

— Ты слышал, что она сказала, Джозеф.

Мать, вечная миротворица.

— У Крисси больше нет до зарплаты.

Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими.

— Я так не думаю. — Выражение лица Джозефа изменилось. Теперь на нем блуждала глумливая улыбка. — Я слышал, что у нее есть и другие источники.

— Ты это о чем? — Крисси вытаращила глаза.

Джозеф юлил, как собака динго, не осмеливающаяся напасть.

— Ты знаешь, о чем я. И о ком.

Крисси мельком глянула в сторону двери, представляя, как она молча в эту дверь удаляется. Джозеф не может, он не сделает этого.

Она ошибалась.

— Ее новый бойфренд зарабатывает на жизнь, торгуя своей задницей.

— Джозеф! — ужаснулась мать. — Что ты говоришь?

Прости меня, Господи, ибо я согрешила.

— Я говорю, — Джозеф метнул злорадный взгляд в сестру, — что твоя ненаглядная малютка Белоснежка развлекается с известным в городе гомиком.

— С гомиком? Что это значит, Крисси? — Мать умоляюще смотрела на нее.

— Ничего, мам. Он врет. Он всегда врет, когда ему нужны деньги.

— Ты сама врешь! — торжествующе провозгласил Джозеф. — Спроси-ка ее, с кем она была за городом и что делала в своей хреновой палатке.

— Замолчи! — крикнула Крисси.

— А ты спрашивала, куда он совал, прежде чем добрался до тебя?

— Не надо, Джозеф. Перестань, — прошептала Крисси.

Мать смотрела на них, ничего не понимая. Затем, с огромным усилием, проговорила:

— Ты иди наверх, Крисси. Я скоро приду.

Крисси поднималась по лестнице как автомат. Если Джозеф рассказал матери, он расскажет и отцу. Как только тот узнает, для них настанет конец света. Про Патрика тоже все выплывет. Отец запретит ему здесь появляться. Это добьет мать.

Крисси легла на кровать и уставилась в потолок. Когда ушел Патрик, дом превратился в тюрьму. Она осталась только из-за матери. Она не могла бросить ее.

Почитай отца твоего.

Наконец внизу замолчали, и Крисси услышала, как хлопнула дверь. Мать, наверное, раздобыла для Джозефа денег. Иначе он бы не отстал.

Стук в дверь отвлек ее от созерцания потолка. Мать кротко попросила разрешения войти. Видно было, что она плакала. Всю жизнь Крисси старалась сделать так, чтобы она не плакала.

— У тебя есть где переночевать? — спросила она, садясь на кровать.

Крисси молча кивнула.

— Ты пойдешь к этому парню?

— Я… Я не знаю, в городе Нейл или нет. Я могла бы пойти к доктору Маклеод. Рона разрешила бы мне побыть у нее.

Она заметила, как мать страдальчески поморщилась.

— Не знаю, что сделает отец, когда Джозеф ему расскажет.

Мать водила ладонями по юбке, разглаживая несуществующие морщины.

— Да ладно, мам, — устало сказала Крисси. — Я знаю, куда податься. — Она потрепала мать по плечу.

— Ты уверена, что у тебя все будет в порядке?

Крисси кивнула:

— Не беспокойся обо мне.

Было девять часов вечера, но все еще не стемнело. После жаркого дня в воздухе пахло дождем.

Закинув сумку на плечо, Крисси отправилась в путь.

Вдалеке показался автобус. Он довезет ее почти до центра города. Она пойдет к Нейлу. Если его нет дома или если вдруг нельзя будет переночевать у него (Крисси не допускала такой мысли), тогда — к Роне.

Улица Нейла была пуста — ни машин у обочины, ни людей. По пути к подъезду ее никто не обогнал. В подъезде недавно убирали. К вымытым ступенькам кое-где прилипла щетина от ветхой швабры, едко воняло хлоркой.

Крисси несколько раз кашлянула — на случай, если женщина, которую она видела раньше, уже тут, но с верхней площадки не доносилось ни звука.

Перед дверью Нейла она в нерешительности остановилась.

А что, если он не один?

Нейл занимается сексом за деньги. Нейл спит с ней. Нет. Нейл любит ее. Секс и любовь — это разные вещи, сказала она себе.

Крисси забарабанила в дверь, и та, к ее ужасу, подалась внутрь. Тошнотворный смрад начал разливаться в воздухе.

Пламя рвалось из конфорки со свирепым шипением, и в комнате было жарко как в печке. Зажав нос, Крисси бросилась к окну и распахнула его, прежде чем выключить газ. И только потом она смогла заставить себя взглянуть на источник этой ужасной вони.

Постель была залита кровью и блевотиной. Она прошла в ванную. Дверь с протяжным вздохом отворилась, сопротивляясь сквозняку из окна. Под ногами была лужа розовой воды. Прежде чем отдернуть душевую занавеску, она пробормотала молитву. Из крана капало в пустую ванну. Кто-то здесь мылся. Кто-то истекавший кровью.

Она пошла по кровавым следам в гостиную и дальше в кухню, не переставая шептать молитвы. Она не понимала ни кому, ни о чем она молится, слова сами собой срывались с её губ.