Крейг Расселл - Вечная месть

— А нет никаких подтверждений, что Грибель тоже мог быть геем? — спросил Хэнк Герман. — Знаю, он вдовец, но поскольку первый убитый был открытым гомосексуалистом, я просто подумал, что тут может быть сексуальная подоплека или мотивы гомофобии.

— Мы не нашли абсолютно никаких подтверждений тому, — ответила Мария. — Но мы еще проверяем прошлое обеих жертв. К тому же если Грибель был скрытым гомосексуалистом, то он наверняка держал это в тайне и мы, возможно, так ничего и не найдем.

— И все же ты в чем-то прав, Хэнк… В этом направлении тоже нужно как следует покопать. — Фабель счел нужным поощрить инициативу нового члена команды. Он подошел к доске, встал рядом с Марией и принялся внимательно рассматривать фотографии жертв, как сделанные при жизни, так и посмертные. Единственная прижизненная фотография Грибеля была моментальным групповым снимком. Доктор стоял между двумя коллегами в белых халатах, и его принужденная поза и напряженное выражение лица говорили о том, что ему не нравится фотографироваться. Фабель разглядывал зернистое изображение человека с узким длинным лицом с очками на кончике, что он видел уже без скальпа. Почему Грибель так не любил фотографироваться? Ход мыслей Фабеля нарушил голос Хольгера Браунера:

— Думаю, нам стоит поговорить о найденных уликах. Точнее, об их отсутствии. Именно поэтому мы с герром Грубером и пришли. Думаю, вам это будет интересно.

— Надеюсь, говоря об отсутствии улик, ты имеешь в виду первое убийство? Где Кристина Драйер уничтожила все, что можно?

— В том-то и фишка, — хмыкнул Браунер. — Это относится к обоим. Такое впечатление, что убийца отлично знает, как заметать следы и избавляться от улик… кроме тех, которые специально оставляет для нас.

— И какие же это улики? — спросил Фабель.

Браунер положил оба мешочка для хранения вещдоков на стол.

— Как ты сказал, Кристина Драйер уничтожила все улики на первом месте преступления, кроме единственного рыжего волоса. — Он двинул мешочек по столу. — Но я сильно подозреваю, что ей особенно нечего было уничтожать. На втором месте преступления мы тоже ничего не нашли, хотя нам известно, что убийство было совсем недавно совершено и никто там не появлялся. Практически невозможно находиться в каком-то помещении и не оставить никаких следов своего присутствия. Тем не менее он — или она — предпринимает определенные усилия, чтобы следов не оставлять. А ведь при этом надо знать, как этого добиться.

— И наш парень знает?

— Похоже, да. Мы нашли одну-единственную улику, которую не можем привязать к месту преступления или жертве. — Браунер двинул по столу второй мешочек. — И это… еще один волос.

— Но это же хорошо, — заметила Мария. — Если волосы идентичны, значит, у нас есть улика, которая связывает два убийства. И образец ДНК. Похоже, убийца совершил ошибку.

— О, эти волосы совпадают, да еще как! — сказал Браунер. — Только видишь ли, Мария, второй волос в точности такой же длины, как и первый. И ни на одном нет фолликулы. Эти волосы не просто принадлежали одному человеку, они и срезаны были одновременно.

— Класс! — усмехнулся Фабель. — У нас есть подпись…

— Это не все… — продолжил Франк Грубер, заместитель Браунера. — Эти волосы действительно были срезаны с одной головы и в одно время. Только вот сделано это от двадцати до сорока лет назад.

11.15. Мариенталь, Гамбург

Фабель, щуря на солнце светло-голубые глаза, стоял в саду позади особняка покойного Грибеля. Дом был трехэтажный, стены покрыты белой штукатуркой, а широкая крыша из красной черепицы по бокам доходила до уровня первого этажа. Соседние дома лишь немногим отличались по внешнему виду. Еще один ряд роскошных особняков находился позади Фабеля, демонстрируя ему тыльную сторону и сады.

Сад Грибеля представлял собой газон, засаженный густым кустарником и деревьями, частично закрывающими обзор. Но все равно тут все неплохо просматривалось. Убийца пришел не этой дорогой. Но возможностей проникнуть в дом с фронтона или сбоку было еще меньше, разве что убийца такой же отличный взломщик, как и заметатель улик. А Браунер и его команда экспертов пока не нашли никаких признаков взлома ни здесь, ни в квартире Ганса Йохима Хаузера.

— Они сами тебя впустили, — сказал Фабель, словно обращаясь к пустынному саду, к призраку давным-давно убравшегося отсюда убийцы. Он целенаправленно двинулся к фасаду дома и остановился у главного входа, огражденного красно-белой полицейской лентой с запретительной надписью. — Никто тебя не видел. И это значит, что Грибель тебя впустил сразу. Может, он тебя ждал? Ты заранее договорился о встрече?

Фабель достал мобильник, нажал кнопку быстрого вызова Комиссии по расследованию убийств и услышал голос Анны Вольф.

— Мне нужен список телефонных разговоров Грибеля за последний месяц. Все, что можно добыть. Из дома, с работы, с мобильника. Мне нужны фамилии и адреса всех, с кем он говорил. И пусть Хэнк проделает то же самое с Хаузером.

— Хорошо, шеф, сделаем, — ответила Анна. — Вы вернетесь в штаб-квартиру?

— Нет. Я договорился о встрече после обеда с коллегами Грибеля. Что там у Марии и Вернера нового по Хаузеру?

— Пока ничего не слышала, шеф. Они все еще в Шанценфиртеле. Я почему спросила, вернетесь ли вы сюда, — вам тут какой-то доктор Шевертс названивает.

— Шевертс? — Фабель был слегка озадачен, но тут же вспомнил высокого молодого археолога, чья кожа, волосы и одежда казались одного цвета с землей, в которой он возился. Прошло уже долгих три дня с того момента, когда Фабель стоял у мумифицированного тела мужчины, застывшего в мгновение, прошедшее более шестидесяти лет назад. И всего четыре дня с тех пор, как Фабель сидел в ресторане своего брата на Зюльте, беззаботно болтая с Сюзанной о всякой всячине.

— Он спрашивал, можете ли вы подъехать к нему в университет. — Анна продиктовала Фабелю номер телефона.

— Ладно, я ему позвоню. А пока займитесь списками разговоров.

— Кстати, вы видели сегодняшние газеты? — поинтересовалась Анна.

У Фабеля сердце дрогнуло от дурного предчувствия.

— Нет. А что?

— Да, похоже, у репортеров полно информации о месте преступления. Они знают о выкрашенных волосах и о том, что жертв оскальпировали. — Анна помолчала, затем нехотя добавила: — И они дали нашему охотнику за скальпами прозвище Гамбургский Парикмахер.

— Замечательно. Просто зашибись, до чего здорово, — прокомментировал Фабель и закончил разговор.

Гамбургский Парикмахер — отличное прозвище, чтобы перепугать до смерти все население огромного города.

13.45. Бланкенезе, Гамбург

Шайбе положил трубку. Член комиссии, которому поручили сообщить ему хорошие новости, был явно удивлен его реакцией. Точнее, отсутствием оной. Шайбе был вежлив и сдержан, чуть ли не суров. Да любой мало-мальски знакомый с законченным эгоистом Паулем Шайбе человек изумился бы его кислой реакции на сообщение, что именно его проект победил на архитектурном конкурсе на строительство в Хафенсити.