Сергей Саканский - Шахта. Ворота в преисподнюю

— Да что там такое! — вскричал отец, вскочил, отшвырнув стул, тот перевернулся кверху ножками.

Человек с лицом-месяцем стоял на пороге, в его руке был пистолет. Свят увидел, как палец нажал на курок, снова раздался треск лопнувшего стручка, и отец повалился, запутавшись в опрокинутом стуле.

Страшный незнакомец теперь посмотрел на Свята и повел пистолетом, направив ствол прямо ему в лицо. Другой человек вошел в комнату и присел над распростертой матерью.

Много позже Свят не понимал, откуда у него, семилетнего, взялось столько сил, хитрости, фантазии… Отчетливо вспомнив, что кошки, когда они хотят от кого-то убежать, бросаются не назад, а вперед, прямо под ноги человеку, он проделал то же самое: обеими руками толкнул дверной косяк, перевернулся и быстро покатился по ковру, кувыркаясь, как он любил делать на радость матери.

Перевалив через середину комнаты, Свят понял, что на какое-то очень короткое время оказался в безопасности, так как человек-месяц не мог выстрелить, опасаясь попасть в своего товарища. Свят вкатился в кухню, вскочил на ноги, увидел перед глазами гору очищенной картошки с воткнутым в ее вершину ножом…

Тут же ему стало ясно, что теперь он совершенно беззащитен, хорошо виден в свете керосиновой лампы, и Свят, как это было в каком-то кино, наотмашь ударил по лампе, столкнув ее со стола.

Последствия были самыми неожиданными, а света стало неизмеримо больше, так как керосин вылился, и лампа покатилась по полу, разворачивая за собой широкую ленту огня.

Свят спрятался под стол: так это должно было выглядеть со стороны. Из комнаты донесся басовитый хохот взрослого, но мальчишка уже знал, что спасен. Под столом был лаз в маленький погребок, и пока ноги убийцы, переступая через пламя, победоносно приближались, Свят нащупал на полу кольцо. Из-под крышки подул холодный ветер, запахло плесенью.

Теперь Свят был под домом, он хорошо знал дорогу, поскольку часто играл в этих таинственных местах. Сам погребок, где хранилось варенье, был ниже по лестнице, глубже, а эта комната служила подвалом дома, откуда, между прочим, наружу вело окно, через которое лазила кошка.

Вскоре Свят оказался во дворе, он быстро добежал до калитки и вырвался на улицу. Уже через колышки забора увидел, что окно кухни мерцает дрожащим розовым светом: это горел керосин.

Свят побежал что было мочи. Он миновал машину, стоявшую чуть ниже по улице. Лишь пробежав еще несколько шахтерских домов, где в окнах мерцали лампы и свечи, понял, что надо было запомнить номер машины, остановился, развернулся, но возвращаться не стал: страх приказывал бежать отсюда как можно дальше. То, что он увидел вдали на пригорке, заставило его вскрикнуть. Окно кухни трепетало пламенем: это горела розовая занавеска. Два других окна — спальни и большой комнаты — часто мерцали, будто за ними зажглись новогодние елки.

В конце улицы раздался крик:

— Пожар! Пожар!

Тут же заработала машина и, теперь уже не скрываясь, а шаря зоркими лучами фар по воротам дворов, быстро поехала вниз. Свят метнулся к забору, открыл чью-то калитку, спрятался за нею. Машина пронеслась мимо, за стеклом мелькнул серповидный профиль человека-месяца: его губы были плотно сжаты, глаза устремлены на дорогу. Второй человек сидел сзади и увязывал какой-то мешок. Свят понял, что убийцы успели что-то вытащить из горящего дома.

Хлопнула дверь.

— Это же Ванечка! — раздался взволнованный женский голос. — Это же его дом и горит.

На крыльце стояли дядя Женя и тетя Люба. Свят сообразил, что как раз в этом дворе они и живут, — родители Пашки и Петьки, ребят, с которыми он играл. Где-то далеко внизу протяжно завыла сирена.

— Пожарные! — сказал дядя Женя. — Но не успеют уже. Сгорит дом.

На пригорке, там, где был дом, стоял теперь широкий столб света, внутри его летели искры.

Женщина присела перед Святом на корточки, взяла его за плечи.

— Ванечка, а мамка с папкой где?

Ваня, Иван Клепиков — таково было его первое имя, которое он уже и не вспоминал, поскольку более сорока лет был Святом.

Ночь пожара и несколько последующих он провел у соседей на раскладушке, в комнате, где спали Пашка и Петька. Оба мальчика не звали его с собой играть, смотрели на него с отчуждением: ведь теперь он был совсем другим, нежели они, потому что у него убили родителей. Потом приехала тетя из Курска и увезла Свята с собой.

Они ехали на автобусе, потом — на поезде, он залез на верхнюю полку и спал под частый стук колес, и новое место его жизни показалось совсем близким, хотя он и знал, что Курск — это очень далеко от его шахтерского поселка.

Была весна, дни становились все светлее, Свят нашел новых друзей во дворе, и те, так же, как Пашка и Петька, порой сосредоточенно молчали, пытливо поглядывая на него, наверное, пытаясь понять, о чем может думать мальчик, у которого прямо на глазах убили родителей, да и его самого чуть было не убили.

Осенью Свят пошел в школу, в первый класс. Новая жизнь захватила его. В Курске все было по-другому: дом тети Шуры был многоэтажным, в этом большом городе надо было бегать по лестницам, кататься на лифте, трамвае и автобусе, переходить широкие улицы, когда светофор засветится зеленым.

Ребята и девчонки, которые учились в его классе, были из других дворов, они уже и не знали о том, что произошло в шахтерском поселке, и Свят среди них был самым обыкновенным мальчишкой.

Воспоминание о родителях будто тонуло в его голове, опускаясь все ниже и ниже. Как-то раз тетя Шура повела его на кладбище, где была похоронена ее сестра, то есть — это была и матери тоже сестра — покойная тетя Даша. На могиле тети Даши цвели крупные белые астры, а по черной плите неторопливо шагал паук-косиножка.

Тетя Шура осторожно взяла косиножку двумя пальцами и перебросила через ограду.

— Нечего тебе тут делать, — сердито сказала она.

В ходе этой операции косиножка потеряла одну свою лапку: она лежала на могильной плите и косила. Тетя Шура смахнула лапку с плиты носком башмачка.

— Осень уже, — сказала она. — Слабая косиножка, умирает. Ножки свои теряет где попало.

Одна простая мысль вдруг пришла Святу в голову.

— Тетя Шур! — сказал он. — А мы поедем на поезде на то кладбище, где мама и папа похоронены?

Тетя Шура косо глянула на него и сказала:

— Это невозможно, — ответила тетя Шура, почему-то отведя глаза. — Я тебе потом объясню.

Но это самое «потом» так и не состоялось, поскольку вдруг произошли события, после которых никакого «потом» уже просто и быть не могло…

Все началось с тетрадки, обыкновенной тетрадки в косую линейку, где Свят старательно выводил палочки и крючочки. Кто-то просто украл у него эту тетрадь.