Фелис Пикано - Приманка

— Нет. Нет. Ты неправ. Я видела вас вместе. Вы как факир и кобра. Иногда факир он, иногда ты. Это все замечают. У вас сильное и необычное влечение, и ты поступаешь глупо и неправильно, пытаясь его отрицать.

— Ну а я этого не вижу.

Ноэль подумал, не рассказывал ли ей Эрик о той ночи, когда Ноэль увел «мерседес» и потом они дрались в гараже. Вполне возможно.

— Значит, ты просто решил этого не видеть, — заявила она. — Это влечение существует. Я думаю, сейчас ты просто немного растерян, и…

— Ты этим объясняла Эрику мои попытки ухаживать за тобой?

— Не превращай это в дурную шутку, Ноэль. Ты в самом деле немного растерян. Ты сам не знаешь, кто ты такой или кем хочешь быть.

— Хорошо, Алана, ты выиграла. Я растерян. Несколько дней назад я занимался любовью женщиной, и хотя она совершенно завелась, меня это не возбудило. Потом той же ночью я занимался любовью с несколькими мужчинами.

— В «Le Pissoir»?

— Да, в задней комнате. Тогда я по-настоящему отпустил все тормоза. Я делал с полными незнакомцами такое, чего, я думал, я никогда не сделаю. О чём я, кажется, даже не слышал. Это не вызвало у меня отвращения. Это не показалось мне ужасным или неправильным. Но и особенного удовольствия не принесло. И если бы не наркотики и не общая атмосфера, сомневаюсь, что меня бы всё это вообще заинтересовало. Ну вот и скажи мне, что вообще такого в сексе? Немного удовольствия, куча усилий — и ради чего?

— Если ты действительно так думаешь, тебе надо прекратить.

— Прекратить что?

— Заниматься сексом. Вообще. С мужчинами, с женщинами. Просто прекратить на какое-то время и не думать об этом.

— Но это не решит проблемы.

— Fou! — она легко похлопала его по щеке. — Ты же только что сам сказал мне, что не знаешь, как её решить. Или нет? Секс не настолько важен. Займись чем-нибудь другим.

За три дня яростных размышлений, прошедшие с тех пор, как он проснулся на усыпанном опилками полу задней комнаты клуба, эта мысль ни разу не приходила ему в голову. Алана повторила свои слова, и он снова был вынужден восхититься ясностью её головы.

— Отложи всё, — говорила она, — сейчас есть и более важные вещи: ты сам, я, Эрик, возможность стать друзьями. Это же очень важно, разве нет? Ты всё время хочешь поцеловать меня, заняться со мной любовью. Почему бы сначала не стать мне другом? И Эрику тоже. Сейчас ему как никогда нужны друзья. И тебе тоже, Ноэль.

Последнее замечание разозлило его. Ему захотелось схватить её и сказать, что она говорит ерунду, полную жизнерадостную ерунду. Но предложенное Аланой простое решение разрубило его смятение, как меч Александра — гордиев узел.

Должно быть, Алана понимала, что происходит у него в голове; она смотрела на него так, словно одной её красоты и сочувствия должно было хватить, чтобы он пришёл к правильным выводам.

— Никакого секса на ближайшее время, — повторил он. — И я не буду пытаться тебя поцеловать.

— Тебе станет от этого лучше. Поверь мне.

— Может быть.

— Станет-станет.

Она села и спрыгнула с камня.

— Ну вот! Идём обедать. А потом поедем к Эрику и скажем ему.

— Что скажем? — опасливо уточнил Ноэль.

— Что ты вернешься домой. Что мы все вместе поедем в Хэмптонс, ему сейчас это очень нужно. И что мы все будем друзьями. Давай, ленивец. Вставай.

Глядя на неё по дороге, пока они, держась за руки, шли через парк, Ноэль думал, как она воспримет новость о том, каким чудовищем оказался Эрик, когда правда выйдет наружу — а это непременно произойдет. Он знал, что её это просто убьет. Его единственным утешением была мысль, что он сам будет рядом — как друг и возможный любовник. Он будет нужен ей, она захочет, чтобы он был рядом, помог ей справиться с шоком.

— Ну вот, ты уже выглядишь лучше, — сказала она. — Видишь, как это просто?

Эрик присоединился к ним в уличном кафе возле элегантного отеля в северной части Пятой авеню. Он подошел так небрежно и так естественно присел за их столик, что миновала целая минута, прежде чем Ноэль обратил внимание на вторжение в их с Аланой чудесный день наедине, которым он наслаждался до сих пор.

— Я попросил Поль-Люка позвонить, если вы появитесь, — объяснил Эрик, заказывая у слегка смущенного официанта водку со льдом. — Подумал, вы можете сюда заглянуть. Это любимое дневное место Аланы.

Она легко поцеловала Эрика в щёку. Ноэль несколько секунд сверлил его взглядом, но Эрику, кажется, было всё равно. Потом он заговорил, и три дня назад те же самые слова привели бы Ноэля в бешенство. Сейчас они просто казались лишними:

— Я знаю, тебе нравился Рэнди. Мне очень жаль слышать, что с ним такое случилось. Он заслуживал этого меньше, чем кто-либо другой. Ужасно. Его все любили.

Он не сказал ничего особенного; учитывая обстоятельства, чего-то подобного и следовало ожидать. И, однако, в его голосе звучал неожиданный гнев, который Ноэль не совсем понимал. Мог ли он ошибиться? Может быть, Эрик действительно сожалеет? Ноэль знал, что он всегда симпатизировал Рэнди. Или он просто играет свою роль настолько виртуозно? Или, ещё того хуже, у Эрика какой-то странный психоз, который позволяет ему отдавать подобные приказы, а потом настолько вытеснять это из памяти, что он и в самом деле может жалеть о случившемся?

— Думаю, в этом заключается опасность мест вроде «Le Pissoir», — ответил Ноэль вполне обыкновенным тоном. — Мишенью может оказаться кто угодно.

— Но почему Рэнди? — не успокаивался Эрик. — Когда вокруг столько настоящих уродов.

— Пожалуйста, хватит, — взмолилась Алана.

Даже претендуй он на «Оскар», он не смог бы так сыграть, решил Ноэль. Значит, психоз.

— Ещё только одна вещь, — извинился перед ней Эрик.

Потом снова обратился к Ноэлю:

— Я не думаю, что жертвой должен был стать Рэнди. Я считаю, что его просто перепутали с тобой в темноте.

Сначала Лумис, теперь Эрик. Он чувствовал, что начинает паниковать.

— Со мной? Почему? Причем тут я?

Эрику принесли его водку, он отпил глоток. Медленно вращая стакан между ладоней и избегая смотреть Ноэлю в глаза, он сказал:

— Чтобы добраться до меня. Вот причем. Вот на что это похоже — жить с нами, с Аланой и со мной. Тебе постоянно будет угрожать опасность. Всем нам.

— Эрик! — в её голосе была мольба. — Ты же сказал, что не будешь.

— Я должен ему сказать.

Он повернулся к Ноэлю.

— Теперь ты знаешь самое худшее.

Ноэль был так обескуражен этим новым поворотом событий, что едва мог ответить. Сперва он чувствовал себя обезоруженным этим признанием, потом разозлился, потом опять растерялся: теория о психозе тоже не работала. Может быть, это всё-таки ошибка. Работа какого-то психа. И Эрик и Алана смотрели на него в ожидании какого-нибудь ответа, поэтому он признался: