Фелис Пикано - Приманка

Дверь его квартиры была слегка приоткрыта. Из прихожей доносилась играющая по радио музыка — Моцарт. Ноэль замер, глубоко вздохнул и медленно открыл дверь до конца.

Мужчину, который сидел в кресле-качалке и купался в лучах утреннего света, льющегося сквозь высокие окна, он увидел, только распахнув дверь. Сначала Ноэль его не узнал. Когда, спустя секунду, он все-таки вспомнил, кто это, его внезапно охватил страх. Это был он, начальник тех людей из федеральной тюрьмы предварительного заключения, тот, кого они назвали Рыбаком.

— Входите, входите! — весело сказал Рыбак. Не обращая внимания на растерянный и встревоженный взгляд Ноэля, тот встал и пошел ему на встречу. — Я не знал, когда вы вернетесь, поэтому я попросил консьержа…

— Я знаю. — Что ему нужно?

— Похоже, вы не очень рады меня видеть.

— Я надеялся, что никогда больше вас не увижу. Я пытался забыть то утро. — Ноэль закрыл дверь, гадая, есть ли в квартире ещё кто-то. Ванная комната открыта, на кухне не спрячешься. В шкафу?

— Могу вас понять. У вас есть какое-то животное?

— Животное?

— Вы оглядываетесь, как будто… — Рыбак осекся и засмеялся. — Я один. Не беспокойтесь. Кстати, вы уже успели позавтракать?

Этим воскресным утром Ноэль поехал покататься, наслаждаясь свежестью и почти весенней мартовской погодой. Он проехал весь свой обычный маршрут — после того утра он перебрался в Ист-сайд, — а потом прокатился по Центральному парку, пользуясь тем, что в выходные его извилистые дорожки закрыты для автомобилей. Всю обратную дорогу он думал о своем урчащем желудке.

— Потому что, если нет, — продолжал Рыбак, — я кое-что принес. Вы любите деликатесы?

Он раскрыл белый бумажный пакет, оставленный на столе. Внутри оказались свежие булочки, копченая лососина со специями, какие-то сверточки поменьше.

— Ещё есть свежий апельсиновый сок. И кофе. Особый помол. Я покупаю его у «Забара».

Еда и любопытство заставили Ноэля смягчиться.

— Зачем вы сказали консьержу, что вы мой дядя?

— А что я должен был ему сказать? Что я из полиции?

Ноэль не ответил.

— Это кухня? — спросил Рыбак, проходя в тесную комнатку и раскладывая свертки на столе. — Где у вас тарелки?

— Я принесу, — сказал Ноэль, снимая куртку.

— Я ещё воскресную «Таймс» принес. Она вон там. — Он указал на толстую газету, лежащую на столике с торшером возле кресла-качалки. — Чтобы резать эти булочки, нужен острый нож. Они совсем свежие. Иначе они будут крошиться. Поставьте воду. У меня там сливочный сыр с луком. Любите? — Он развернул упаковки.

Два человека вполне могли расположиться за маленьким столиком с комфортом. Паника, охватившая Ноэля в первый момент, быстро прошла, но любопытство никуда не делось. Этот тип, наверное, хотел его ещё о чем-то спросить. А может, и о том же самом; в любом случае, не такая уж большая цена за завтрак и «Таймс».

— Я пришёл к вам не просто так, — сказал Рыбак, когда они сели.

— Я и не думал, что вы хотите ещё раз извиниться за дурное обращение ваших людей.

— Вы умный человек, мистер Каммингс. Университетский профессор и все такое.

— Не такой уж умный. Я так и не смог вычислить, как вас зовут.

— Простите. Лумис, — сказал тот, протягивая руку через стол. — Антон Лумис.

— Антон Лумис, Управление полиции Нью-Йорка. Детектив, не так ли? В каком-то высоком звании? В каком подразделении? Отдел убийств?

— Я был капитаном. Сейчас я не ношу никакого звания.

— Но дело не в том, что вас разжаловали. Вы работаете на какой-то особый отдел, так?

— Примерно.

— У меня больше нет вопросов, — сказал Ноэль и встал, чтобы порезать ещё одну булочку. — Вам?

— У меня и так лишний вес. Мистер Каммингс, я пришел, чтобы рассказать вам немного о том, с чем вы столкнулись тем утром.

Ноэль не совсем ему поверил.

— Я не виню вас за то, что вы хотите о нём забыть. Это было очень неприятно. Но это не первая неприятная ситуация, с которой нам пришлось разбираться. И не самая худшая. Произошло несколько подобных убийств. Все они связаны между собой. Вы знаете, кем был тот человек, которому вы пытались помочь?

— Один из ваших людей назвал его Канзас.

— Канзас. Кодовое имя. Оперативник номер пять. Детектив. Двадцать шесть лет. Только что получил повышение. Жена. Ребенок. Перспектива успешной карьеры в управлении.

— Мне жаль это слышать. Но разве смерть не является для вас профессиональным риском? — К чему именно он ведет?

— Является. Является. Но не такая — без глаз, в крови, когда тебя разделывают живьем на гниющем складе.

— Согласен, — сказал Ноэль. — Я был там. Помните?

— Помню. Но, как я уже сказал, мистер Каммингс, это не первый убитый среди моих людей. Около месяца назад, кварталах в четырех, нашли другого, он лежал лицом в сугробе. У него были связаны руки и перерезано горло, тело обезображено. И убивают не только полицейских.

— Уж не пытаетесь ли вы мне сказать, что в городе растет преступность? Я читаю газеты, мистер Лумис.

— Это не какая-то обычная вспышка преступности. Их совершает одна группировка или один человек. Мы не знаем, кто. Мы даже не уверены, зачем. Но мы можем предположить.

— Возможно, это ритуальные убийства, — предположил Ноэль, припоминая слова Бойла. — Вроде бы в этом районе собираются гомосексуалисты?

— Совершенно верно. Вот видите, я же сказал, что вы умны. Начиная от Кристофер-стрит и до Двадцатых находятся десятки баров и клубов.

— Ну, значит, ясно, кто это делает. Какой-нибудь психопат-гомофоб, который принял ваших людей за тех, кем они и прикидывались.

— Создается именно такое впечатление, — сказал Лумис. Потом добавил, сопроводив слова пристальным взглядом: — А возможно, нас просто заставляют в это поверить.

— Но вы не верите?

— Вы помните, мистер Каммингс, случай, произошедший около полутора лет назад, когда мужчину по имени Робби Лэндо нашли убитым в собственной квартире? Он владел большой популярной дискотекой. Ему нанесли множество ножевых ранений — сотню, даже больше. Белье изрезали в клочья, квартиру перевернули вверх дном — вещи сломаны, картины изодраны. Выглядело всё так, словно действовал именно такой человек, которого вы описали.

Лумис продолжал:

— Чего не сообщали газеты, так это того, что на следующий день Лэндо должен был давать показания перед Большим жюри по поводу торговли наркотиками в Южной Америке. Он покупал крупные партии кокаина. Если бы он отказался давать показания, ему самому предъявили бы обвинение. Пока вы усваиваете эту информацию, — добавил Лумис, — постарайтесь припомнить сходный случай, который произошел несколько месяцев спустя, с Албертом Уиллсом — видная общественная фигура, богач, плейбой. Только Уиллс играл с мальчиками, а не с девочками. Его нашли избитым, задушенным, с множественными ножевыми ранениями — полный набор. Предположительно, он снял «крутого» хастлера, и они не сошлись насчет оплаты. Все бы хорошо, если только не принимать во внимание, что в своих предварительных показаниях Лэндо назвал его как ещё одного крупного покупателя. Уиллс тоже получил повестку. Ещё двоих нашли мертвыми у них в квартире. Один из них знал Уиллса. Оба были приятелями Лэндо. Ни тот, ни другой не упоминались в его показаниях, и Большое жюри ничего о них не знало. Наркотиков не нашли. Но почерк был тот же самый. Только на этот раз убийца что-то искал, а когда поиски не увенчались успехом, пожег квартиру. Кто-то особо бдительный из соседей почувствовал запах дыма. Рядом с телами нашли несколько обуглившихся папок. Некоторые документы касались клуба, который принадлежал Лэндо. Вскоре после смерти Лэндо его родители продали дискотеку корпорации из Коннектикута. Прочие служащие его клуба получали телефонные звонки с угрозами. Другие гей-клубы подверглись «наездам» со стороны неизвестных людей. Несколько баров в районе Вест-стрит столкнулись с тем же обращением — угрозы владельцам, избиения. Иногда хозяева просто исчезали.