Грег Лумис - Секрет Юлиана Отступника

Даже в темноте — ее рассеивали только долетавшие снизу отсветы — Лэнг разглядел, что глаза женщины расширились.

— Кто-то сводил старые счеты?

Рейлли резко мотнул головой.

— Очень сомневаюсь. Дон уволился примерно в одно время со мною — тоже вышел в досрочную отставку. Когда Империя зла развалилась, бюджет разведки урезали, и любой, у кого были глаза на месте, мог ясно видеть, что игра перемещается на восток, в жару и пески, где женщины скрывают лица, виски не достанешь, а единственные птицы — стервятники и мухи. Последнее, что я слышал о нем, — он писал книгу.

— Вероятно, кому-то не понравилось то, что он писал.

Лэнг вновь повернулся к перилам и посмотрел вниз, на самом деле ничего не видя.

— Пожалуй, возможно, однако я сомневаюсь. Слишком уж отдает литературщиной.

— В таком случае кто же?

— Дочь как раз и хотела, чтобы я это выяснил.

— Мы едем в Испанию?

— Я еду.

Лэнг даже не почувствовал физически, а ощутил, как она напряглась.

— В прошлый раз ты меня бросил, сбежал один, и, если бы я не побежала за тобою следом, тебя наверняка прикончили бы.

С этим не хотелось соглашаться, но Герт говорила чистую правду.

— Но ведь у тебя новая работа. Кроме того, я ведь собираюсь лишь посмотреть по сторонам и понять, не удастся ли что-нибудь узнать. Это самое меньшее, что я могу сделать для человека, спасшего мне когда-то жизнь.

— Я тоже спасла тебе жизнь и хочу ехать с тобой.

Если Лэнг и понял что-нибудь с тех пор, как Герт поселилась с ним в Атланте, так то, что в этом споре ему не победить. Равно как и в любом другом. В первый момент могло показаться, что победа за ним, но через несколько дней выяснилось бы, что до завершения спора очень и очень далеко. Капитуляция была неизбежна, и оставалось лишь как можно элегантнее вручить меч победительнице.

— Ладно, в таком случае я удостоверюсь, что у меня на ближайшие несколько дней не намечено никаких дел в суде, а ты отвезешь Грампса в питомник.

— Ты можешь позвонить Саре, твоему секретарю, и она расскажет тебе о твоем расписании даже то, чего ты никогда не знал. И ты отвезешь Грампса в питомник.

Хотя Грампс был хорошо воспитан и мог бы считаться послушным псом, перспектива пребывания в собачьей гостинице никак не могла его обрадовать.

Лэнг тяжело вздохнул. А как еще воспринять второе подряд поражение в течение нескольких минут?

Хотя в принадлежавшем фонду «Гольфстриме V» имелась удобная спальня, извечная нелюбовь Лэнга ко всему, связанному с авиаперелетами, так и не дала ему уснуть. Как ни странно, было время, когда он сразу засыпал, оказываясь в самолете, но в какой-то момент он невзлюбил авиацию, хотя и не мог отрицать того, что она предоставляет большие удобства. Перелет мог быть и куда хуже — из Атланты в Мадрид коммерческим рейсом, а затем на самолете «Авиако», местной компании-перевозчика, до Севильи. И Лэнг решил, что глупо испытывать судьбу, летая двумя самолетами, если можно добраться из конца в конец на одном.

Он крайне редко пользовался принадлежавшим фонду самолетом. Щепетильный почти до фанатизма, он тщательно поддерживал четкую границу между своей личной жизнью и делами фонда, не обращая внимания на бесконечные предложения работавших на фонд бухгалтеров. Слишком уж много пришлось ему защищать клиентов, позволявших себе тратить на свои личные нужды чужие деньги, поступившие к ним лишь для того, чтобы они разумно управляли ими и извлекали из них доход для доверителей.

Раздражение, вызванное бессонницей, усугублялось тем, что рядом ровно и глубоко дышала Герт. В конце концов Лэнг встал и прошел в передний салон, чтобы посмотреть один из фильмов, имевшихся в запасах видеотеки. Ему попался фильм, охарактеризованный в аннотации как «замечательная эротическая комедия, полная глубокого содержания». На протяжении первых двадцати минут банальности сменялись сентиментальными моментами, и наоборот. Лэнг решил, что критик, писавший рецензию, был родственником либо артиста, игравшего главную роль, либо продюсера фильма. Иного объяснения для столь высокой оценки он найти не мог.

Лэнг так и не узнал, имелись ли в фильме хоть какие-то достоинства. Когда он проснулся, перед ним красовался пустой экран, стюард самолета, он же повар и дворецкий, деликатно тряс его за плечо одной рукой, а второй ставил перед ним на столик поднос с яйцами «Бенедикт». Стюард сообщил, что через час они приземлятся.

Лэнг разбудил Герт, принял душ и побрился. Благодаря наличию душевой кабинки, пусть даже очень тесной, «Гольфстрим» заметно выигрывал по сравнению с самолетами регулярных рейсов. И места для хранения багажа здесь было не в пример больше. Лэнг взял рубашку и брюки из платяного шкафа, а не был вынужден напяливать помявшуюся в чемодане одежду. Через несколько минут после того, как шасси «Гольфстрима» мягко соприкоснулись со взлетно-посадочной полосой, дверь самолета под негромкий рокот мотора откинулась, превратившись в трап, и Лэнг с Герт прищурились от ослепительного утреннего света, казавшегося еще ярче после продолжительного заточения в салоне самолета.

Предоставив экипажу оформлять документы, неизбежно сопровождающие любой международный перелет, Лэнг и Герт взяли по чемодану и направились в таможенную зону, где чиновник в форме потратил больше усилий на то, чтобы не слишком явно разглядывать Герт, чем на осмотр багажа прибывших. Лэнг даже расстроился из-за краткости процедуры, поняв, что мог без труда пронести с собой и пистолет, тот самый «ЗИГ-Зауэр Р226», постоянно лежавший в ящике ночного столика после его выхода в отставку. Но зачем? — поспешно одернул себя Рейлли. Ведь он приехал сюда для того, чтобы принять номинальное участие в расследовании убийства, а вернее, чтобы поддержать в тяжелые дни ребенка человека, спасшего ему жизнь. И зачем ему пистолет? Незачем, с искренней надеждой сказал он себе.

— Мистер Рейлли?

Лэнг и Герт обернулись и увидели молодую девушку, миниатюрную, похожую на фею. Лицо ее было длинноватое, а нос маловат, словно его наспех добавили уже после того, как слепили все остальное. Лишь пристальный взгляд позволял понять, что это не ребенок, а взрослый человек. В ее темных глазах угадывалось затравленное выражение, из-за него она показалась Лэнгу похожей на маленького зверька, готового в любую секунду шмыгнуть в свою норку.

— Вы дочь Дона? — спросил он.

Она медленно покачала головой и ответила по-английски:

— Нет, я Сония, помощница мистера Хаффа. Его дочь дома, ждет вас.

В голосе угадывался лишь намек на апатичность испанского языка; испанцы разговаривали намного медленнее, чем их родичи в Новом Свете.