Гордон Стивенс - Проклятие Кеннеди

Но раз Донахью получил Серебряную звезду и едва не получил Медаль флота или Почетную, значит, все было не так просто, подумал Хазлам.

— А после Вьетнама?

— Юридический колледж. Потом работал юристом, поднялся до заместителя прокурора округа. И все это время твердил, что мы должны уйти из Вьетнама, но вместе с тем боролся за права ветеранов.

— А затем?

— Два срока в Палате представителей. — Именно тогда Пирсон и познакомился с ним, стал его вторым «я».

— Теперь — второй срок в Сенате. Великолепный послужной список с самого первого дня в Вашингтоне. Пирсон улыбнулся. — Иных слов вы от меня, разумеется, и не ждали. Поддерживает развитие промышленности, но не за счет окружающей среды. Выступает за контроль над бюджетом, но не за счет таких статей, как здравоохранение. Верит в необходимость создания сильной национальной экономики, но не за счет Третьего мира.

Хазлам вспомнил о фотографии на столе.

— Семья?

— Джек встретился с Кэт в Гарварде. Она юрист, специализируется на правах человека. У них две дочери, обе учатся в «Сидуэлл-Френдз».

Теперь вы знаете, кто такой Джек Донахью, — это было в том, как Пирсон оборвал свою речь, в том, как он поставил на стол кружку.

— А дальше?

Пирсон усмехнулся и встал, выглянул в окно. Дверь из приемной открылась, и вошел Донахью с помощником. Он был выше, чем ожидал Хазлам, с более худым лицом и отливающими сталью седыми волосами.

— Сенатор, позвольте представить вам Дэйва Хазлама из Англии. Дэйв — друг Куинса Джордана и Митча Митчелла.

— Рад знакомству, — рукопожатие было крепким. Секретарь и помощник за спиной Донахью напоминали ему и Пирсону о том, что они уже на десять минут опаздывают на какое-то мероприятие.

— Извините, — Донахью пожал плечами, — надо идти.

— Он снова протянул руку.

— Еще раз — очень рад был познакомиться. — Его взгляд был непоколебим. Если Донахью решит бороться за кандидатуру от партии, он получит ее, сказал Джордан за ленчем. А если он получит ее, быть ему следующим президентом. Донахью повернулся и вышел из комнаты, помощник торопливо устремился за ним.

Пирсон протянул руку.

— Не пропадайте.

Когда Хазлам вышел в коридор, там уже никого не было. Он спустился на первый этаж, отыскал платный телефон, позвонил к себе и прослушал сообщения, записанные на автоответчик в его отсутствие. Их было три: первые два с просьбами о консультациях, а третье — приглашение от Митчелла на пикник, который он устраивал на воде.

Последнее официальное совещание на Холме с участием Донахью закончилось в шесть вечера. В шесть тридцать, сопровождаемый помощником, он заглянул на коктейль к одной из лоббистских групп, в семь — к другой. Это было обычным окончанием обычного дня. В семь тридцать он приехал в Университетский клуб на 16-й улице. Здание из красного кирпича, где помещался Клуб, было шестиэтажным, с небольшим рестораном для автомобилистов внизу. Днем улица рядом с Клубом неизменно бывала заставлена машинами с дипломатическими номерами, так как в соседнем доме находилось посольство Российской Федерации; на штрафные талончики, прилепленные к ветровым стеклам, никто не обращал внимания. Но сейчас, ранним вечером, здесь стоял один лишь патрульный автомобиль специального подразделения разведслужбы — на дверце эмблема Белого дома, шофер развалился на сиденье с книжкой Тони Хиллермана.

Донахью припарковал «линкольн» на одной из небольших стоянок у обочины и вошел в Клуб.

Атмосфера здесь была утонченная, но свободная — Университетский клуб давно уже пользовался репутацией одного из самых либеральных в городе. Большой зал ресторана был слева от входа, библиотека и читальня — справа, за столом дежурного. На втором этаже было еще несколько залов — в одном из них он отмечал свое сорокалетие — и ресторанчик поменьше, а гостиничные номера располагались выше.

Он улыбнулся дежурному, минуты три поболтал с другими членами Клуба, потом спустился в подвал, занятый оздоровительным комплексом. Даже здесь все было обито кожей. Он взял полотенце, разделся, повесил одежду в шкафчик, окунулся в бассейне и вошел в сауну.

Том Бретлоу явился двумя минутами позже.

День Бретлоу начинался в семь утра. В семь тридцать ничем не выделяющийся «шевроле» забирал его из дома в Южном Арлингтоне, где он жил вместе с семьей, и за пятнадцать минут доставлял в Лэнгли. Единственным, что говорило о неординарности пассажира, был плавный ход машины и зеленоватый оттенок ее пуленепробиваемых стекол. Охранник у главных ворот уже ждал его. Шофер проезжал вдоль серовато-белого бетонного здания, затем сворачивал в специальный туннель, ведущий на закрытую стоянку. Бретлоу забирал портфель и поднимался на служебном лифте к себе в кабинет, на верхний этаж.

Глава ЦРУ — директор Центрального разведуправления — назначается президентом, так же как и его первый заместитель, обычно кадровый военный офицер. За ним следуют еще пятеро заместителей, все — кадровые офицеры разведки. Самый влиятельный из них — ЗДО, заместитель директора по оперативной работе, человек, контролирующий всю закрытую и открытую оперативную деятельность ЦРУ во всем мире. Том Бретлоу занимал пост ЗДО на протяжении четырех последних лет.

Его кабинет был просторным: два окна, оба с портьерами, большой стол, выбранный им по собственному вкусу, с рядом телефонов слева и несколькими телеэкранами справа. По обе стороны от кожаного кресла, стоящего за столом, были два флага — звездно-полосатый и флаг Управления, на стенах висели фотографии Бретлоу в компании с известными политиками, как правило, важными государственными чиновниками. Мраморную каминную доску украшали сувениры, преподнесенные ему главами иностранных разведок, с которыми Бретлоу имел дело в течение многих лет, а на полу лежал большой, роскошный персидский ковер. Налево от главного помещения была личная ванная. Справа от стола Бретлоу находился стол для совещаний с аккуратно расставленными вокруг стульями, а в шкафчике у стены, слева от двери, был спрятан минибар. В пору своей работы оперативником Бретлоу числился в «советском отделе», жемчужине короны ЦРУ, а перед тем как стать ЗДО, возглавлял его. Он гордился своим прошлым. Еще до развала империи Советов, любили вспоминать его соратники, Бретлоу всегда предлагал своим гостям отведать пива — и не какого-нибудь американского «будвайзера», а чешского «будвара». Иногда его заменяло «жигулевское» с Украины.

Рапорт от Зева Бартольски поступил накануне ночью — он предназначался лишь для глаз ЗДО и должен был быть расшифрован им лично.

Бретлоу и Бартольски пришли в ЦРУ почти одновременно, вместе тренировались на военной базе, вместе изучали подрывную науку. Вместе — причем в самую трудную пору, когда каждая минута грозила провалом — работали на «советский отдел». Им всегда доставалось поровну, и плохого, и хорошего, — вот почему теперь Зев Бартольски был шефом Боннского отделения.