Гордон Стивенс - Проклятие Кеннеди

И ради всего святого, не спрашивайте меня больше ни о чем.

Этим вечером семейное совещание началось в шесть: первым пришел Умберто, сразу за ним Росси, две минуты спустя — Марко. Франческа вернулась домой в четыре: Хендрикс слышал это, сидя у фонтана в восьмидесяти метрах от дома. «Мерседес» снова остановился у входа, и Паскале запомнил это, чтобы потом сообщить главарю.

Бенини велел приготовить кофе, положил перед собой блокнот и призвал всех к молчанию.

— Я полагаю, вы уже подготовили вопрос, который мне следует задать.

Напыщенный дурак, подумал Росси.

— Скажите похитителям, чтобы они спросили у Паоло насчет последнего «Небулуса». Что было по обе стороны от него.

— Я не понимаю.

— Это неважно. — Росси впервые отбросил почтительность. — Просто скажите им, чтобы спросили, что было до и после «Небулуса» в последний раз.

Значит, Паоло Бенини похищен — Хендрикс слегка подвинулся на скамейке и вскоре увидел, как из дома вышли двое мужчин. Тридцать минут спустя они вернулись. Он выждал еще сорок минут, пока дом не покинули те, кого, по его предположениям, звали Умберто, Марко и Росси, потом пошел в свою квартиру и скопировал сегодняшние записи. Затем вернулся в «Романов», включил компьютер и оставил для шефа письмо, в котором вызывал его на контакт.

Несмотря на то, что «шевроле» приехал рано, Бретлоу уже ждал его. Без десяти шесть, захватив в столовой булочку и кофе, он поднялся к себе в кабинет. Каждое утро его встречало в столовой все больше народу; все больше мужчин и женщин выстраивались в очередь к этому раннему часу. Он проглядел сегодняшний график, затем позвонил в Бонн.

Шефа отделения нет на месте, сказал ему секретарь Крэнлоу.

— Когда он вернется?

— Около четырех, сэр. — В десять по вашингтонскому времени. — Хотите, чтобы он позвонил.

— Нет, я перезвоню сам.

Он убрал со стола тарелку и чашку, включил компьютер и загрузил «Зевс».

Хендрикс в Милане — сообщение двухдневной давности. Хендрикс готов установить подслушивающее оборудование — вчера. Хендрикс ждет через каждые двенадцать часов — в полдень и в полночь по миланскому времени, то есть в шесть утра и вечера по-вашингтонски.

Он просмотрел свою электронную почту и увидел новое сообщение; взглянул на часы. Было почти десять минут седьмого. Он чуть повернулся на кресле и набрал миланский номер.

Хендрикс уже уходил, когда портье сказал ему, что его зовут к телефону. Он вошел в будку и прикрыл за собой дверь.

— Здравствуйте. Чем могу помочь?

Код был оговорен заранее.

— Можно поговорить с дежурным управляющим? — ответил Бретлоу.

— Говорите.

Бретлоу назвал ему код; Хендрикс подключил шифратор и набрал нужный номер.

— Вы просили выйти на связь, — Бретлоу сразу перешел к делу.

— Бенини похищен.

О Боже, подумал Бретлоу.

— Подробнее.

Хендрикс рассказал ему то, что узнал, прослушав запись вечернего совещания.

— Но они вот-вот вызволят его, — уточнил Бретлоу.

— Да.

Ящики внутри ящиков, подумал Бретлоу; иногда какой-нибудь из них вдруг открывается, и тогда нужно сразу же заколотить его снова. Потому что если откроется один, это может вызвать цепную реакцию. У англичан есть соответствующее выражение: «закон дерна»; и по закону дерна ящики оказываются связанными друг с другом. Впрочем, все еще можно вернуть на круги своя. По крайней мере, похитители готовы отдать Бенини.

— И какова ситуация сейчас?

— Семья просит доказать, что Бенини жив. Завтра они снова будут говорить с похитителями. Если доказательство их убедит, последует обмен.

А когда Бенини выпустят, Бретлоу даст ему время — не слишком много, не слишком мало, — а потом проверит, все ли с ним в порядке, не выдал ли он чего-нибудь важного.

— У меня есть запись. — Хендрикс захватил кассету с собой. — Хотите послушать?

Скажи «да» — и получишь информацию, подумал Бретлоу. Скажи «нет» — и внушишь Хендриксу, что дело не так уж и серьезно.

— Да нет, если его освобождают. Перезвоню завтра. Впрочем, он не напрасно послал Хендрикса в Милан.

Предосторожность никогда не помешает. Первое правило в любой игре: разберись, что, собственно, происходит.

Звонок из Бонна раздался три часа спустя, за час до предполагаемого возвращения Крэнлоу. Именно этого Бретлоу и ожидал.

— Спасибо, что позвонил. Что нового по делу Бартольски?

— Похоже на то, что «Мученик Махмуд» ни при чем, — сказал ему Крэнлоу. — Значит, остаются «Боевой полумесяц» и «3-е октября».

Возможно, встречаться с Маленко и было рискованно, подумал Бретлоу, однако этот риск может оправдаться.

— Я думаю, что «3-е октября». Как ты и говорил, они уже вне Германии, но могут быть еще в Европе. Вскоре могут появиться более подробные сведения, так что тебе пора подумать о рабочей группе.

Если Бретлоу говорит «я думаю», значит, у него есть источник, понял Крэнлоу. А если ЗДО приказывает готовиться к расправе, значит, этот источник надежен.

— Я подготовлюсь.

— Только делай все так, чтобы никто не мог связать это с нами.

Керосиновая лампа едва мерцала, и стены пещеры тонули во тьме. Вскоре из туннеля донеслись первые звуки, показался качающийся фонарь охраны. Двое в капюшонах, как всегда. Первый отпер дверь камеры, а второй поставил на пол тарелку с хлебом и сыром, забрал ведра и вышел за решетку. Первый запер дверь, и тюремщики исчезли. Через пять минут они вернулись, снова открыли камеру и поставили ведра внутрь Паоло Бенини подался вперед и начал есть.

Но вот снова раздалось отдаленное шарканье, появился лучик света. Он знал, что час для посещения неурочный: его кормили лишь дважды в сутки — как он предполагал, утром и вечером, — а других причин для прихода охраны пока не было. Правда, один раз у него спросили, как звали собаку его бабки; а еще был ужасный день, когда он увидел нож, когда один из тюремщиков схватил его, а другой порезал ему палец и смочил его кровью кусок шерстяной ткани.

Они остановились перед решеткой.

— Ты должен ответить еще на один вопрос.

Он едва понимал охранника — так силен был его акцент. Начал было просить, чтобы тот повторил, но увидел у него в руках листок бумаги. Листок был маленький, похоже, вырванный из ученической тетрадки. Охранник поднял фонарь и стал всматриваться в слова.

— Дайте мне, — Бенини протянул руку.

Первый тюремщик отпер дверь, а второй шагнул внутрь и подал ему бумажку. Темнота мешала прочесть запись. Он снова протянул руку, и охранник дал ему фонарь. Он горел тускло и вонял керосином; Паоло почувствовал исходивший от него жар. Он поднес фонарь поближе к листку и вгляделся в слова.

Что было до и после «Небулуса» в последний раз?