Антти Туомайнен - Целитель

Йоханна снова входит в комнату и садится возле меня. Я чувствую запах ее волос, чувствую, что от нее пахнет еще и зеленым чаем, куда добавили имбирь и сушеную апельсиновую корку.

— Если хочешь, я и тебе сделаю такой же, — предлагает Йоханна. Ее голос мягко звучит в наступающем сумраке.

— Нет, спасибо, — отказываюсь я.

Она пробует чай, сделав аккуратный глоток. Из чашки возле ее лица идет пар.

— Итак, нас только двое, — говорит она спустя минуту.

Я накрыл ее руку своей.

— Ни родителей, — продолжает она, — ни детей.

Я смотрю ей в глаза. В них ни следа печали. Если что-то в них и читается, то только вера в жизнь, отвага. Она пьет чай из чайной ложки, губы смешно морщатся, когда она опрокидывает очередную ложку в рот.

— Ты смотрел новости? — спрашивает Йоханна.

— Да.

— Мы там когда-то были, это была наша первая поездка вместе.

— Теперь этого места нет.

— Теперь много чего нет.

— Я подумал о том же, — признаюсь я, — что слишком многое теперь исчезло.

— Это будто величина метра постепенно уменьшается.

— Нет, совсем не так.

— Как раз так. — Йоханна улыбается, внимательно смотрит на чашку с чаем, будто оттуда что-то вдруг исчезло. — Метр всегда останется метром. И ни ты, ни кто другой ничего здесь не изменит.

Я смеюсь.

— Хорошо, — соглашаюсь я. — Метр останется метром. Земля горит. И ничего нельзя поделать.

Йоханна смотрит на меня уже без улыбки.

— И нас с тобой только двое. Как ты на это смотришь?

— Я думаю о тебе, — отвечаю я, — я думаю, что всегда буду с тобой.

— Этого тебе будет достаточно? — спрашивает она, не глядя в мою сторону.

— Достаточно, — подтверждаю я. — Но ты неправильно об этом говоришь. Я счастлив быть с тобой. Вот что я хотел сказать.

Она снова пробует чай, ее верхняя губа оказывается примерно в полусантиметре над верхним срезом. Она осторожно пробует горячий чай и внимательно и сосредоточенно глотает его. Мы сидим молча.

— Что ты думаешь обо всех этих новостях? — интересуется она.

— Они не удивляют меня, — отвечаю я. — Это не произошло неожиданно, будто не было никаких знаков, предупреждавших, что все это не может продолжаться долго.

В последних солнечных лучах танцевали немногочисленные пылинки.

— Как долго мы уже вместе? — спрашивает она и сразу улыбается.

— А ты не знаешь?

Она смеется.

— Глупый, — говорит она, — я спрашиваю, потому что хочу узнать, помнишь ли об этом ты.

— Конечно помню. Шесть с половиной лет.

— Удивительно, ты помнишь.

— Конечно помню.

Йоханна все так же пьет чай. Теперь он немного остыл, и она может просто пить его, как воду.

— Лучшие годы в моей жизни, — признаюсь я.

— Эти годы?

— Да, — отвечаю я, — эти последние шесть с половиной лет.

— И в моей тоже.

Она отталкивает ложечкой кусочки имбиря в чае, затем собирает их с краю. Когда там набирается достаточное количество имбиря, она вылавливает его из чашки. Я слышу хруст сырого имбиря у нее во рту. Я так люблю эту женщину, все ее привычки, даже те, что мне кажутся сумасшедшими.

— А что бы ты изменил, если бы мог? — спрашивает она, доев имбирь и запив его глотком чая.

— Не знаю, — признаюсь я. — Когда-то я прочитал в одной книге, что если где-то изменить хотя бы одну маленькую вещь, то изменится весь мир вокруг. Наверное, это правда. По крайней мере, я думаю, что это правда. Если бы я попробовал что-то изменить, то случайно могло бы измениться и все остальное, те вещи, которые мне совсем не хочется менять. Поэтому не хочу менять ничего.

Я чувствую прикосновение плеча Йоханны. Оно напряжено. Мышцы под ее рубашкой похожи на маленькие твердые шарики.

— Ты не стал бы менять даже сегодняшний день? — уточняет она.

— Даже сегодняшний день.

Йоханна ставит чашку на кофейный столик, и она сразу же отбрасывает на нем тень, мягкие, практически невидимые темные контуры.

— Может быть, я была не права, — говорит Йоханна.

— Ты о чем?

— Раньше я думала, что если приходит новость вроде той, что мы узнали сегодня, значит, весь мир разваливается.

— Он не развалится.

— Да, теперь я тоже это знаю.

Мы снова сидим в молчании. Где-то открывается и закрывается дверь. Короткий удар, звук эха, потом снова все стихло.

— И что теперь? — говорит Йоханна.

— Ты о чем?

— Что будет после сегодняшнего? Что впереди?

— Думаю, что ничего особенного не произойдет. Мир продолжает вертеться, мы любим друг друга.

— А потом?

— Как я сказал, мир и дальше будет вертеться, а мы любить друг друга.

Она смеется.

— Ты как человек-пластинка.

— Ну, ты сама вышла за меня замуж.

— Да, и я ошибалась.

— В чем же?

— Я ошибалась в том, что думала, будто для счастья нам нужен кто-то еще.

— А что тебе нужно?

Она проводит двумя пальцами по моей руке. Это приятно, но немного щекотно. Танец пылинок становится просто сумасшедшим: в комнату вихрем врывается поток воздуха. Наверное, через окно на кухне.

— Что тебе нужно для счастья? — снова спрашиваю я.

— Все это. Ты. Мы.

Мы сидим молча.

— Ты сегодня что-то написал?

— Я пишу каждый день, — отвечаю я. — Это нужно мне, чтобы знать, куда мы идем.

— О чем ты пишешь? Что-нибудь хорошее?

— Может быть.

— Ты не знаешь?

— Иногда ты знаешь сразу, иногда нужно подождать.

— А как сейчас?

— Будет ясно чуть позже, — говорю я. — А может быть, гораздо позже.

Йоханна поворачивается ко мне. Она поднимает ноги и кладет их мне на колени. Ноги голые, пятки почти холодные, несмотря на то что стоит очень теплый летний день. Я растираю ей ноги, согреваю пятки в руках. Эти две маленькие пятки помещаются в моих ладонях.

— Не хочу этого говорить, — спустя какое-то время произносит она.

— Тогда не говори.

— Но оно само просится.

— Тогда, думаю, тебе придется высказаться.

Она минуту молчит.

— Что будет, если с кем-то из нас что-то случится?

— Что-то плохое? Или что-то такое, чего нельзя изменить?

— А разве есть разница?

— Очень большая разница.

— Что, если кто-то из нас умрет?

— Другой останется жить.

— Нет, будет не так.

Сквозь раскрытое кухонное окно слышно, как кто-то въезжает во двор на велосипеде и ставит его у специальной решетки. Потом щелкает замок. Дверь в наш дом открывается и снова закрывается.

— Жизнь продолжается, — произношу я.

— Ты всегда так говоришь.

— Потому что так и есть.

— За исключением случаев, когда это не так.

— Не знаю, — неохотно признаю я. — Всему свое время.

— Если что-то произойдет со мной, — говорит она, — то надеюсь, это не сломает тебя. Надеюсь, что твоя жизнь будет продолжаться.

— И наоборот, — дополняю я.

Пылинки уже не так светятся, танцуя в солнечных лучах.

— И все же, — продолжает она, — если со мной что-то случится и твоя жизнь станет продолжаться не в том направлении, я обязательно приду, чтобы сказать тебе об этом.