Сабина Тислер - Обитель зла

Еще никогда в жизни он не видел столько крови. Он прислонился к дверному косяку и попытался успокоиться. Вдох-выдох, вдох-выдох. Только бы не сбиться, только бы не закружилась голова. Он моргнул, крепко зажмурился, потом медленно открыл глаза. Все было четко видно, глаза тут не при чем, как и его рассудок. То, что он видел, однозначно было кровью. Хотя он и не в состоянии был это осмыслить.

Этим утром он отправился в путь еще затемно, поставил машину в Солате, под каштаном посреди села и, сопровождаемый бешеным лаем собак, пошел дальше пешком. Сейчас двадцать минут восьмого, и солнце уже взошло. Через четверть часа он будет за Вольпано, но в чаще леса, где стоял дом Сары Симонетти, было еще довольно темно. Сара любила темноту и тишину, как будто ей нужно было укромное место.

Марчелло шел медленно. После перенесенного больше двух лет назад инфаркта он регулярно совершал продолжительные спокойные пешеходные прогулки, особенно ценные сейчас, осенью, потому что можно было собирать грибы. В левой руке он нес корзину, дно которой тщательно застелил листьями, а в правой держал палку, с помощью которой ощупывал лесную почву, раздвигал вереск, подлесок и густой кустарник. До сих пор он нашел всего лишь две мелкие лисички и один белый гриб средней величины, но до обеда было еще много времени, а тут как раз начинались места, где росло больше всего белых грибов.

Сара никогда не собирала грибы. «Я не собираюсь рисковать жизнью из-за какого-то грибного блюда, которое мне не очень-то и по вкусу», – говорила она. Он еще в прошлом году говорил, что будет пересматривать ее грибы, но она все равно отказалась.

«Собирай, если это доставляет тебе удовольствие, – сказала она, – и приятного аппетита. Я в этом не участвую».

Он знал, что не помешает Саре, если осмотрит устроенный в форме террасы участок вокруг дома, но все же старался идти как можно тише, чтобы не испугать ее.

Этим утром что-то здесь было не так. Он почувствовал это, посмотрев сверху на видневшуюся между деревьями и метровой высоты боярышником крышу дома, прилепившегося к скале и почти исчезнувшего в ней.

Он остановился и прислушался. Было необычайно тихо. Ни дуновения ветерка, ни шороха в кроне дубов. Не слышно даже пения птиц.

Он уже несколько месяцев не был здесь. Не решался, все еще боялся. Но в последние дни он часто думал о Саре, и тоска по ней, тоска, которую он успешно подавлял уже два с половиной года, снова вернулась. Ему просто захотелось пройти разок возле ее дома. Ничего больше. Как бы там ни было, сбор грибов – это и причина, и отговорка на случай, если она удивится. Он знал, что она просыпается очень рано, и ему просто захотелось увидеть ее. Может быть, она даже пригласит его на чашечку эспрессо. И ничего больше. Всего лишь один эспрессо на маленькой террасе перед кухней. Он даже не зайдет с ней в дом. И ничего не будет. Ничего не будет этим ранним утром, теперь, два с половиной года спустя, за которые он научился забывать все.

Осторожно, чтобы не поскользнуться, он спустился вниз по крутому склону. «Сары, возможно, нет дома, – подумал он. – В конце концов, она ведь приезжает сюда всего раз-два в неделю».

Тишина обеспокоила его. Вздрогнув, он подтянул застежку-молнию куртки под подбородок. Когда он скорее прокрался, чем зашел, за угол дома, держась одной рукой за узловатый ствол дуба, то увидел, что дверь распахнута настежь.

– Сара! – позвал он сначала тихонько, а затем несколько громче: – Синьора Симонетти!

Ничего. Тишина, как и раньше. Он подумал, что Сара вряд ли бы ушла, не заперев дверь. Еще меньше ему верилось, что она спала с открытой дверью.

Марчелло почувствовал, как страх сжимает сердце, и подумал, не поискать ли грибы где-нибудь в другом месте, но тревога за Сару удержала его.

Он хорошо знал этот дом. Он когда-то тщательно осматривал его, чтобы определиться со страховой суммой, кроме того Сара дополнительно предоставляла фотографию каждой комнаты. Она застраховала дом только от пожара, отклонив все остальные виды страховки.

– Зачем? – спросила она тогда. – Сюда, в лес, никто не придет, чтобы украсть меня, или старый стул, или мою теплую куртку. Этот дом не найдет человек, который о нем не знает…

Это бесстрашие и уверенность, что с ней ничего не случится, просто очаровывали Марчелло. Его жена и дочери не решались одни отправиться в лес даже на короткую прогулку, а Сара жила здесь с беззаботностью, которую вряд ли понимал хоть кто-то в деревне.

Тихонько пробормотав «Permesso» [1], он вошел. И отметил, что затаил дыхание, осматриваясь по сторонам. В кухне не было ничего необычного. Там царили чистота и порядок. Несколько вымытых чашек и тарелок были сложены на подносе, чтобы с них стекала вода, на столе стоял маленький букет кустовых роз, а на плите не было ни единого, даже мельчайшего, следа от брызг жира. Уникальной здесь была каменная отвесная скала – кусок горы, ставший стеной кухни, который Сара оставила в его первозданном виде.

Рядом с кухней располагалась небольшая кладовая, где Сара хранила кое-какие предметы обихода и съестные припасы. Здесь был такой же порядок, как и в кухне.

Марчелло поставил корзину рядом с мойкой и, не выпуская палку из рук, поднялся по лестнице на второй этаж. Маленькая гостиная с небольшим камином была темной и пустой, потому что Сара закрывала ставни на окнах. На ее письменном столе лежал набросок, изображавший танцующие друг с другом деревья в лесу. Марчелло знал, что Сара иллюстрирует детские книги. На столе горела лампа, слабо освещавшая комнату. К стене были прислонены листы с рисунками разных форматов, и на всех были изображены очеловеченные растения и звери, которые праздновали, ели, пили или мечтали о чем-то.

Марчелло слышал, как в висках стучит кровь, словно раскаты грома надвигающейся бури. Его рука дрожала, когда он медленно нажал на ручку двери, ведущей в спальню.

– Сара! – прошептал он.

Ответа не было.

Сара оставила стены спальни, сложенные из тяжелого природного камня, неоштукатуренными. Вместе со старыми, изъеденными древоточцами потолочными балками они делали комнату похожей на грот. В качестве контраста к грубоватой отделке помещения Сара заказала в флорентийском мебельном магазине филигранную медную кровать, похожую на золотую, на которой всегда лежало белое кружевное покрывало. Кроме этого в комнате были лишь кресло у окна, золотой подсвечник и венецианское зеркало в помпезной позолоченной раме, висевшее на стене напротив кровати.