вождем . Кто-то один всегда бывает вождем. Йоби вычислил его по дороге, до того как мы зашли в глубину парка. Он вытащил пакетик для заморозки, разбухший от измельченной зелени, и с сочным шепотом взял за локоть оранжевого крепыша со взглядом живодера. Отвел его к одному из бюстов неизвестному солдату, которые были понатыканы посреди парка. Заманивал он его, смачно вдыхая запах ганжи и следя при этом, чтобы раньше времени не снять резинку со своего драгоценного
товара. Мне нравится, когда ганжу упаковывают вот так, типа, как молотый красный перец. Это придает сделке колорит рынка. Оранжевый покачнулся и вытащил бумажку, чтобы свернуть косяк. Настал час
курнуть . «Можно глотнуть пива, горло промочить?», спросил я у одного из сопровождающих пингвинов. Взял протянутую бутылку, сделал глоток и вернул. По башке. Бутылка с первого раза не разбилась, и я нанес еще удар, одновременно шарахнув другого пингвина ногой по яйцам. Йоби, как член тандема, «финкой» пощекотал кадык оранжевого вождя, стараясь, чтобы ни одна крошка ганжи не просыпалась на гравиевую дорожку. Пингвин с разбитой головой завывал как сирена «скорой помощи», и мне пришлось заткнуть его пасть кулаком. Теперь у него просто текла кровь из двух ран, но, по крайней мере, он стал потише. Второго я угостил еще одним ударом, на этот раз в подбородок. Оба стонали и просили пощады. Я не хотел доводить их до слез — они были не из моей лиги — и ринулся на знаменосца болельщиков, который ошеломленно пялился на разрушительное волшебство
тотального футбола . «Смотри, аккуратно», предупредил его Йоби, «этот нож память о тех временах, когда я был пионером, он мне очень дорог». Даже самый тупой кретин мог бы сообразить, что Йоби совсем не похож на того, кто хоть когда-то был юным пионером, а это делало ситуацию с выпрыгнувшим лезвием финки еще более опасной. «Да ладно, какие проблемы», промяукал оранжевый, «бабло у нас есть. Вот, берите, вам нужнее. Все по чесноку. Ваша трава, ваши и бабки». Ох уж эта подзаборная дипломатия. Йоби отступил в сторону, передавая роль дилера мне. «Деньги побереги для благотворительных пожертвований», с этими словами я вмазал ему в рожу. Это проверенное средство воздействия на такую мелкую, жалкую шпану. Он стоял, выкатив на меня шары, парализованный, не в состоянии воспринимать дальнейшие воспитательные меры. Я схватил его за грудки и показал на бюст. «Видишь, что бывает с маньяками, которые нападают из темноты». Подождал, когда он очухается и снова сможет шевелить руками и ногами, и тогда треснул его головой о бронзовую рельефную ряшку неизвестного солдата. Он вскрикнул очень, очень громко, словно надеясь оживить павшего героя. На мгновение я испугался, как бы он не потерял сознание. И, чтобы он все-таки оставался на ногах, вернулся к обработке его рожи. Полуслепой от крови, которая заливала ему глаза, он умолял меня перестать. «Заткнись», прошипел я. Не помогло. Вопли и стоны стояли как в родильном доме. Ладно, найдется и другой способ. Я сунул ему в пасть пистолет так быстро, что от изумления он не успел толком открыть рот. Пришлось немного помучиться с его языком и зубами, но большую часть ствола затолкать все-таки удалось. Он посмотрел на меня так, словно его только что лишили невинности. Ха, тоже мне, нашелся невинный. Это был взгляд того, кто не может поверить, а не того, кто раскаивается. Такого я не ожидал. Пока он пытался выплюнуть кусочки передних зубов, я позвал Бокана, чтобы подошел к нам. Поближе. Видел он достаточно хорошо. Я точно придерживался своего тайминга. Пистолет и брат были ударной точкой, моментом объявления мира на все времена. Бокан приблизился неуверенными шагами, явно потрясенный увиденным. У него было плоскостопие, должно быть, ожидание на ногах в стороне от происходящего было для него мучительным. Ей-богу, не так он представлял себе наказание этого героя, но гордость за брата выше любого наказания. Говнюк хоть и держался на ногах, но скрючился как эмбрион, однако у меня не было времени ждать, пока он снова родится и правильно проживет свою мудацкую грешную жизнь. «Посмотри на этого парня», мой голос гремел в самом нижнем регистре, «это мой брат. Ты и твоя вшивота три дня назад избили его». Он попытался, было, что-то сказать, вертя головой как недорезанный поросенок, но я прервал его невразумительное бормотание, чтобы он не забрызгал меня кровью. «Смотри на него внимательно», тут он вытаращил глаза так, что даже брови приподнялись. «Запомни его лицо. Если еще хоть раз напакостишь, это лицо будет тем последним, что ты увидишь, умирая, причем умирая медленно и мучительно. Ясно?» Он кивнул головой, хотя вряд ли что-нибудь чувствовал своим телом от пояса и выше. Я вытащил пистолет изо рта чего-то такого, что походило на потрепанный талисман футбольного клуба третьей лиги. Что ж, я помог ему найти себя. Мне не потребовался микроскоп, чтобы увидеть как его испуганный мозг начисто стер все следы ненависти в одноклеточной душе оранжевой амебы. Я обтер окровавленный ствол пистолета об его типичную для жителя городских окраин куртку. Каждая заплата осталась на своем месте, отмечая отверстия на мишени. Я выждал, когда пингвины снова начнут дышать, потом мы разошлись. Мы и они. На вспомогательной площадке никого не осталось. Тренировка закончилась.
«Пошли ко мне, подымим травкой . Мы заслужили». Йоби уже расслабился, но ему хотелось расслабиться еще больше. Это было корректное предложение. Я не жаждал оказаться среди людей. «Ты отлично использовал парк. Сэкономил время нам всем . Да еще и вылечил этих придурков, с гарантией». Словесный понос Йоби был единственным развлечением по дороге к его норе. Только когда мы пришли, я почувствовал спазмы в животе. В сущности, они таились во мне весь вечер, выжидали подходящий момент, чтобы свернуть шею желудку и прогуляться по толстой кишке. Бокан с отсутствующим видом перебирал диски, одну стойку за другой, скованный и задумчивый. Чет Бейкер жалобным голосом спел «Май фани Валентайн» и взялся за свою трубу, выдувая из нее звуки чистейшей печали. Йоби уже много лет утверждал, что Чет не случайно выпал из окна гостиничного номера. Он вовсе не нанюхался, его вытолкнули. Кому надо выталкивать из окна утомленного красавца с трубой? Его кредиторам. Каким таким кредиторам? Дилерам, которым надоело разыгрывать из себя меценатов маэстро наркотиков и кул-джаза. Неужели это возможно в либеральном Амстердаме, где все разрешено и цивилизовано? Там и в самом деле все разрешено, но особенно там приветствуется, когда дело доводят до конца. Даже если ради этого надо уронить человека из окна? Да, такое в шоу-бизнесе случается нередко. Взлеты, падения.
Итак, если бы земная жизнь не строилась на заговорах, она казалась бы Йоби очень, очень скучной. Пока косяк дружелюбно переходил из рук в руки, он объяснял — с живостью, которой трудно ожидать от парня со здоровенным носом, растрескавшимися губами и ввалившимися щеками — что не случайно с начала девяностых в Нишвиле, да и вообще на юге, наблюдается постоянный дефицит гашиша. Слишком много гедонизма, слишком мало наркозависимости — это смерть для доходности. Поэтому на авансцену вышло нечто гораздо более прибыльное. Разработана целая стратегия — сначала внедрили миф о героине, а потом перешли к «широкой демократии». Героин продают в кооперативах пчеловодов, в столярных мастерских и дискаунтерах, где люди обычно покупают выпивку и колбасу. Словно это гигиенические прокладки или уксусная эссенция. Массированный импорт героина вышел из-под контроля и превратил рынок в подобие барахолки. Но, обратите внимание, широкое распространение мелочной торговли хоть и не повышает цену, зато помогает сбыть больше, облегчает легкость контроля и дозирование хаоса. Качество хаоса, вот что важно, въезжаете? Устанавливается иерархичность, как вверх, так и вниз, чтобы было ясно докуда она доходит и как ее следует соблюдать. Осуществляется глобальная селекция. Селекция дилеров, позволительные и непозволительные эксцессы, пациенты-покупатели и пациенты-преступники, когда кто исчезает, в каком количестве. В конечном счете, все это вопрос порядка. Придание делу цивилизованной формы.
Читать дальше
