Дмитрий Петров - Нелюдь

Вот для этих случаев и существует Клоун с его командой.

Им звонят по телефону. И говорят буквально следующее:

— У нас есть три единицы. В садике Челюскинцев, возле главной аллеи. — Вот и все. Это чертовски короткий разговор. По краткости и одновременно по содержанию такой разговор мог бы занять рекорд в книге Гиннесса…

Три единицы — значит три трупа.

Дальше указывается место, где они оставлены. Их нужно забрать немедленно, в течение пятнадцати-двадцати минут, пока никто из посторонних не заметил. У одного из трупов куда-то в одежду на видном месте засунуты деньги — плата для Клоуна.

Цена тоже известна всем, кому это положено. Раньше она колебалась, но потом окончательно стабилизировалась — триста долларов за «единицу». Если труп детский — тогда вдвое меньше. Потому что в этом случае для Клоуна легче его работа.

Кто ему звонил — этого Клоун не знал. Его это совершенно не интересовало. Вообще это был его принцип. Даже если бы ему представлялся случай узнать, кто же его клиенты, он бы от этого отказался.

«Меньше знаешь — крепче спишь», — это он всегда повторял. Да и вправду, зачем им всем было знать друг друга?

Были постоянные клиенты, которые звонили регулярно. У них часто бывали «единицы», которые надлежало уничтожить бесследно. Клоун даже старался не запоминать голоса звонивших.

Он не знал также, каким образом его контактный телефон попадает в руки к новым людям. Это его не интересовало.

Кафе они открыли тоже втроем — всей бригадой. Клоун, как «пахан», стал хозяином. Одно дело не мешало другому, ведь основная работа у Клоуна была по ночам.

Скелет прекрасно знал о деятельности Клоуна. Просто она никогда прежде не входила в сферу его интересов.

— Тебя тут рэкет не донимает? — как бы между прочим спросил он. — Говорят, что в новых районах, вроде этого, рэкет совсем обнаглел. Пользуются беззащитностью хозяев заведений.

Клоун погрустнел.

— Да, — вяло промолвил он. — Правду говорят, совсем рэкет обнаглел… Мы когда только купили это кафе, год назад это было, так сразу же и пришли… Трое, страшные такие. Из соседнего рабочего общежития. Ты не поверишь, такие морды некультурные. Лимитчики поганые, житья нет, понавезли всякое быдло в Петербург.

— Ну и что? — оскалился весело Скелет. — Денег потребовали, да?

— Ох, и не говори, — покачал сокрушенно головой Клоун. Он сидел, смешно сложив пухлые короткие ручки на своем толстом животе, и качал головой, как китайский болванчик.

— Я же говорю, совсем обнаглела лимита паршивая. Трое, да все такие страшные — в кожаных куртках и все время на пол плюют. И матом ругаются — совсем некультурно. Давай, говорят, денег, а то для начала тебе все стекла перебьем. А потом и до тебя самого доберемся. И все матом, матом, — Клоун даже передернулся от отвращения.

— Ну, а ты? — уже откровенно смеялся Скелет, предвкушая окончание рассказа.

— А я что? — развел руками Клоун. — Что я могу поделать? Я им сказал — бедный человек, говорю… Дайте встать на ноги, а то у меня семья, говорю… Пожалейте… Не пожалели, гады, — он опять сокрушенно покачал головой.

— И что же? — нетерпеливо спросил Скелет.

— Жадность фраера сгубила, — ответил Клоун, и лицо его мгновенно изменилось. Только что это был смешной добрый дедушка, а теперь вдруг улыбка сползла с его румяного лица, а глаза — выцветшие, блеклые — глянули так, что у самого Скелета мороз прошел по коже.

— Пропали те парнишки, — ответил отрывисто Клоун. — Совсем пропали, все трое. Вместе с кожаными куртками… Вся милиция ищет по всей стране.

— Найдут, как думаешь? — поинтересовался для смеху Скелет.

— Боюсь, не найдут. Зря ищут, — ответил с сожалением в голосе Клоун. Он помолчал, потом добавил: — Где же найти? В то время как раз тут недалеко бетонный котлован делали… Когда его теперь разрушать будут? Может, через тысячу лет только… Тогда, может, и найдут тех парней, как знать…

Он захохотал, а Скелет присоединился к нему. Смеялись они громко, так что с соседних столиков стали посматривать посетители. А официант, стоявший с тревожным лицом возле стойки, окончательно успокоился за хозяина, увидев, как весело проводит тот время со своим грозным посетителем.

Скелет смеялся от всей души. Парней тех было совсем не жаль. Сами нарвались, дураки. Действительно, правильно сказал Клоун — лимита поганая.

Понаехали из вонючих деревень, решили рэкетирами заделаться. Легкой жизни захотелось, чтоб все как в кино — деньги, девки, почет и уважение… Вот и пусть теперь полежат, замурованные в бетонном котловане.

Красивую жизнь надо заслужить. Надо уметь так жить. А не умеешь — скоро окажешься в бетоне…

Они выпили по второй. Потом по третьей. Скелет следил за собой. Опьянеть было нельзя. От Клоуна можно чего угодно ожидать. Ему нечего и некого бояться. Скелет — единственный, кого он боится.

Потому что только Скелет знает, что он был осведомителем… Больше никто. Стоит Скелету сказать кому-нибудь хоть словечко — и все. Погиб Клоун. Утоплен в дерьме, как обычно поступают со «ссучившимися».

А если не станет вдруг на свете Скелета — тогда Клоуну будет лафа. И не будет он больше «на крючке» у Скелета. На вечном крючке. Избавиться от такого крючка — очень заманчиво. Наверное, Клоун дорого готов дать, чтобы навсегда избавиться от Скелета.

Так что пить с Клоуном можно, но нужно соблюдать осторожность.

Народу в зале прибавилось. Публика все была неинтересная — какая-то мелочь. Лоточники после тяжкого трудового дня, их визгливые девицы, раскрашенные дешевой косметикой, как индейцы на диком Западе. Несколько мрачных компаний — наверное, мелкие рэкетиры… Скука.

Скелет выпил три рюмки и расслабился. Он знал, что теперь ему можно еще три, и на этом надо будет остановиться. Потому что Клоун только и ждет, чтобы он опьянел. Опьянеешь, и почти тут же окажешься замурованным в бетон. Знаем мы вас!

Клоун молчал или говорил о разных пустяках. Он не начинал серьезного разговора, потому что знал — когда надо будет, Скелет сам наведет на него.

Эта привычка у них сложилась обоюдно, еще в те времена, когда они встречались в темной подворотне, в служебной машине Скелета, на которой он приезжал, и куда, озираясь, впрыгивал Клоун.

Скелет между тем осматривался, оглядывал посетителей, убогий интерьер кафе. Многие были уже пьяны, народ «гулял».

Скелету вспомнилась девушка, которую он никогда не видел. Помнил только, что ее звали Юля. Как-то она сейчас там, у себя — одна, в кромешной темноте? Она не может вот так, как все эти девицы, натянуть короткую юбчонку и пойти радоваться жизни вместе со своими дружками-дебилами…

— Я хочу поговорить о твоей работе, Клоун, — наконец сказал Скелет, давая понять тем самым, что лирическая часть их беседы закончилась.