Крейг Расселл - Мастер карнавала

— А вы так не считаете? — спросил Фабель и посмотрел на часы, чтобы не опоздать на встречу с Сюзанной, с которой он договорился увидеться на верхнем этаже.

— Это грязная ложь, — уверенно заявил украинец. — Люди голодали во всем Советском Союзе из-за безумной сталинской мании коллективизации. Это так. Но в тысяча девятьсот двадцать седьмом году мы начали украинизировать свою страну. Сделали украинский, а не русский официальным языком. Сталин видел в нас угрозу и постарался уничтожить голодом. Население Украины сократилось на четверть. Пожалуйста, поставьте свою подпись — это поможет нам в борьбе за признание этого преступления геноцидом. Мы хотим, чтобы Германия, Великобритания и другие страны последовали примеру Испании и официально признали голодомор преступлением против человечества.

— Прошу меня извинить. Я не говорю, что не поддерживаю вашу инициативу, но поставить свою подпись не могу, пока не узнаю об этих событиях больше. Я должен сам во всем разобраться.

— Я понимаю. — Мужчина протянул Фабелю листок. — Здесь говорится, где вы можете найти информацию. И не только от нашей организации. Но пожалуйста, сэр, когда вы прочтете все это, зайдите к нам на сайт и добавьте свое имя к списку.

Когда Фабель оторвал взгляд от листка, украинец уже беседовал с другим прохожим.

Фабель поднялся на верхний этаж «Альстерхауса». Сюзанна еще не подошла, и в ожидании ее он устроился с чашкой ароматного эспрессо за столиком кафе возле эскалатора, откуда просматривалось место, где они договорились встретиться. Он опустил взгляд на листок, врученный украинцем. Фабель никогда раньше не слышал слово «голодомор», но о голоде тридцатых годов знал. В восьмидесятых годах украинский серийный убийца Андрей Чикатило ссылался на голодомор как на одну из причин своего каннибализма. Брата Чикатило убили и съели голодные односельчане, но все это было еще до его рождения. Однако составители петиции намеренно умолчали о том, что голодомор привел к массовому каннибализму. Власти в Советском Союзе учредили специальные суды, выносившие смертные приговоры главным образом людям, замеченным в людоедстве. Убитые горем родители были вынуждены искать тайные места для погребения умерших от голода детей, потому что очень часто их тела выкапывали, чтобы потом съесть. Хуже того: было немало случаев, когда родители убивали и съедали своих же детей. Даже в наши дни на Украине отмечается небывало высокий процент серийных убийств, связанных с каннибализмом.

Но для Фабеля Украина представляла интерес лишь потому, что она была колыбелью, из которой выползло чудовище по имени Василь Витренко. Возможно, именно это подтолкнуло Фабеля достать мобильник и набрать номер Марии Клее. Через несколько гудков звонок был переадресован на сотовый. Ее голос, когда она взяла трубку, был вялым и апатичным.

— Мария? Это Йен. Я решил позвонить и узнать, как ты там. Я не вовремя? — Фабелю казалось, что Мария за время пребывания на больничном так и не выходила из дому, поэтому то, что она была вне своей квартиры, он расценил как хороший признак.

— О-о… со мной все в порядке. — Мария явно не ожидала его услышать. — Я вышла кое-что купить. Как ты?

— Все нормально. Тоже занимаюсь шопингом, в «Альстерхаусе». Как проходит лечение? — спросил Фабель и тут же осекся, устыдившись собственной бестактности.

— Хорошо, — последовал ответ после короткой паузы. — Я строго соблюдаю предписания врачей. Скоро выйду на работу. Но без тебя все уже будет не так.

— Это хорошо или плохо? — Его попытка пошутить явно не удалась.

— Плохо, — ответила она серьезно. — Йен… знаешь, я, наверное, тоже уйду.

— Мария, ты отличный полицейский! И у тебя впереди еще много свершений. — Фабель понял, что повторяет слова, с коими не раз обращался к своим начальникам. — Но поступай, как считаешь правильным. За последние пару лет я понял одну истину: если уверен в необходимости что-то изменить — не откладывай, просто сделай это.

— И я так же думаю! В последнее время… ну, учитывая все обстоятельства… — В ее голосе прозвучала такая отстраненность и потерянность, что у Фабеля тоскливо защемило сердце и появилось чувство тревоги.

— Мария, давай я попозже заеду? Думаю, нам есть о чем поболтать…

— Несомненно, Йен… только не сейчас. Я не готова видеться ни с кем из коллег. Думаю, ты знаешь, пока идет лечение и все такое… вообще-то доктор Минкс сказал, что мне пока лучше избегать контактов с коллегами.

— Действительно? Ну что же, это можно понять, — заверил ее Фабель, хотя это было неправдой. — Тогда как-нибудь в другой раз, попозже.

Они попрощались, и Фабель повесил трубку. Подняв голову, он заметил Сюзанну, растерянно оглядывающуюся по сторонам.

Мария выключила мобильник и убрала в карман жакета. Она не солгала Фабелю напрямую, но, умолчав о правде, несомненно, обманула его.

Обстановка была типичной для недорогой гостиницы. Она вытащила вещи из чемодана и разложила по ящикам простенького комода, действуя, как всегда, собранно и четко. Распаковавшись, она такими же размеренными движениями повесила жакет на вешалку и прошла в тускло освещенную ванную комнату, где опустилась на колени перед унитазом и засунула указательный палец с наманикюренным ногтем в горло. Рвота началась почти сразу же. На первых порах ей удавалось вызывать рвоту лишь после нескольких попыток: глаза начинали слезиться, а непроизвольные сокращения долго не приводили к исторжению пищи. Но теперь она довела эту процедуру до совершенства и освобождала желудок легко и быстро. Поднявшись, Мария прополоскала рот и вернулась в спальню.

Она подошла к окну и распахнула его. Внизу на улице было шумно. До нее доносились слова не только на немецком, но и на турецком, русском, фарси, украинском. Эта часть города была скорее сплавом различных культур, нежели их прибежищем. В гостинице было шесть этажей, и номер, занимаемый Марией, находился на верхнем. Она бросила взгляд на крыши, придавленные тяжелым и темным зимним небом. Прямо напротив располагалась квартира с террасой на крыше. В комнатах горел свет, и было хорошо видно, как внутри молодая, с копной черных волос и полной фигурой женщина наводит порядок. Несомненно, она была турчанкой. Марии показалось, что, работая с пылесосом, та что-то напевала. Трудно сказать, являлась ли эта женщина хозяйкой квартиры или просто служанкой, но всем своим видом она как бы показывала, что вполне довольна жизнью и тем, с кем ее делила. Мария почувствовала укол зависти и отвернулась.

Глядя на массивные темные шпили Кёльнского собора, пронзающие серое небо, она с грустью подумала, что в далеком Гамбурге, наверное, сияет солнце.