Кристиан Мерк - Под маской молчания

— Меня никогда не оставят в покое. Телефон звонил в метро, в институтском кабинете, дома…

И Мейер заперся в своей квартире. Единственный раз он покинул ее, чтобы посетить лекцию Виктора. На улице он услышал угрозы от незнакомого прохожего, другой сбил его с ног. И все время его преследовал какой-то запах, апельсинов или лимонов…

— Но я ничего подобного не заметил, — сказал Виктор. — Правда, я неделю безвылазно сидел дома. Затворник. Как вы.

— Шутите? Я вам скажу, как с вами пошутят. Вы исчезнете бесследно. Канете в ночь и туман.

Виктор невольно поежился. В щелочку между шторами он видел мавзолей Гранта, лениво впитывающий солнечные лучи. В коридоре Эстер звенела осколками, сметая их в кучки и смахивая в мусорное ведро. Хотелось уйти, но его заинтриговало то, что Мейеру было известно о его достижении.

— Да, я решил свою проблему, — признал Виктор, стараясь заглянуть в глаза Мейера. — И вы это уже знаете. Но вы еще не знаете, что я собираюсь опубликовать все, не заявляя авторских прав. Бесплатно. Самое смешное, — Виктор действительно криво усмехнулся, — кто подсказал мне эту идею. Арт, этот марципановый фанфарон, воображающий себя юным Генри Киссинджером.

Мейер включил последнюю неразбитую лампу, и Виктор увидел, что телефонная трубка склеена липкой лентой. На полу, рядом со своим собственным знаменитым носом, валялся бюст Данте Алигьери.

— И что теперь? — спросил Виктор. — Все забыть только из-за того, что пара-другая ваших высокоученых завистников отравила вам жизнь? Бросьте, Мейер. Мы им еще покажем.

Мейер снял очки и стал тщательно полировать стекла. Он печально улыбнулся:

— Забудьте все, сожгите все документы, как будто ничего и не было. И не вспоминайте больше.

У Виктора отвисла челюсть. Он разозлился на Мейера больше, чем на Арта.

— Вы хотите…

Мягкий стук в дверь. Запах кофе.

— Ребята!

— Herein, [4] Входи! (нем.). дорогая, — отозвался Мейер почти спокойным голосом.

Эстер вплыла в комнату с двумя — возможно, последними — чашками. Облегченно прищурилась на горящую лампочку, поставила поднос на столик и обыденным жестом смахнула в передник пистолет. Затем убрала с кресла бумаги и уселась рядом, глядя на Виктора.

— У нас все в порядке, Эстер, — заверил ее Виктор.

— Два кусочка? — спросила Эстер, роясь серебряными щипчиками в полиэтиленовом пакете с сахаром.

— Да, спасибо.

Мейер потянул носом воздух и снял с полки книгу:

— Чтобы написать хорошую книгу, нужно… — Он вопросительно посмотрел на Виктора, как на студента-первокурсника.

— Нужна блестящая идея.

Мейер прошелся пальцем по корешкам, вытащил еще одну книгу, осторожно, как будто боясь расплескать содержимое.

— Нет, — теперь голос Мейера стал звучным, как у глашатая, как у адепта какой-то веры, алтарь которой темен и зловещ, — нужны блестящие исследователи. Охотники за информацией.

В руках Мейера оказалось его самое знаменитое исследование «Тьма Кали — культ странгуляции». С обложки на Виктора из-под черного тюрбана уставились пламенеющие глаза. Труд о смертном культе душителей, культе индусской богини-разрушительницы Кали, последователи которого убивали британских путешественников и швыряли их трупы в колодцы. Книга отлично продавалась и обеспечила Мейеру твердые позиции в университете, как и более ранние его работы по оккультизму нацистской идеологии и по истории ордена иезуитов.

Виктор помнил также, что последняя книга Мейера осталась неопубликованной по причинам, о которых ученый никогда не упоминал.

— Я с вашими исследователями не знаком, — заметил Виктор, а Мейер отмахнулся от Эстер, испуганно зашептавшей что-то ему на ухо.

— Знаете, сколько народу рвалось помочь мне с Кали? Сорок шесть человек в разное время и в разных местах, от Лахора до Лондона. И из Нью-Йорка под дюжину. Я выбрал Сару.

— Мейер! — умоляюще сцепила ладони Эстер.

— Да какая теперь разница? Она была хорошей девочкой. Сообразительной и старательной. И ее убрали.

Эстер встала, подошла к окну и, отодвинув штору, осмотрела крыши соседних домов.

— Кто? — Виктор наклонился к Мейеру.

Вместо ответа Мейер рассказал, как Сара, оставленная ассистентом при кафедре, вызвалась собирать материал для его книги о черной чуме в Венеции. Интересуясь, кто умирал от этой болезни, они обратили внимание на аккуратность регистрации: время смерти, причина, родственники, затраты на погребение…

И тут же заметили вопиющий факт: куда-то подевались несколько тысяч граждан Адриатического побережья: из Венеции, Тревизо, Падуи… И умерли они не от чумы. Строгий, четко функционирующий государственный аппарат проворонил несколько тысяч своих подопечных. Ремесленники, офицеры, домохозяйки — и даже их дети! — исчезали бесследно. Дата рождения есть — дата смерти отсутствует.

— Их могли похитить разбойники, — предположил Виктор. — Или, возможно, не так уж четко работал этот хваленый госаппарат.

— Дотошность венецианцев доходила до смешного, — возразил Мейер. — Магистраты высылали агентов каждое утро, те шныряли по городу, замеряли осадку рыбацких судов, следили, сколько продано и какой полагается налог. Все мыслимое и немыслимое облагалось налогом. И все же девять тысяч человек исчезли за период с 1346 по 1831 год. Испарились! — Он слегка наклонил голову и взглянул на Виктора: — Вам надо вернуться домой засветло.

Старинные напольные часы в корпусе красного дерева зашипели и защелкали. Эстер что-то прикрывала рукой от Мейера.

— Что случилось с Сарой?

— Она вышла на часок в библиотеку на Сорок второй, — Мейер разглядывал костяшки своих узловатых пальцев, — и не вернулась.

— Полиция не нашла никаких следов, — добавила Эстер. — Родители все еще обвиняют нас.

— А что полиция?

— Х-ха, полиция! — выдохнул Мейер и уставился на белый плоский предмет в руках Эстер.

— Расскажи ему о письмах, — вмешалась она.

Рубашка Виктора прилипла к спине. Мейер отошел к письменному столу и вернулся с пачкой белых конвертов из хорошей бумаги. Он выглядел постаревшим.

— Через неделю после исчезновения Сары я начал получать вот это. И до сих пор получаю.

Виктор наугад взял один, открыл. Каллиграфический почерк со старомодными росчерками и завитушками не соответствовал страшному содержанию.

Девять из десяти книг — на всю жизнь хватит.

Следующий:

Вашей внучке на Генри-стрит, 234, Бруклин, очень нравятся новые качели.

Виктор оторвался от бумаги и посмотрел обоим старикам в глаза. Он положил ладонь на предплечье Эстер и почувствовал, что рука ее дрожит.

— Я перестал ходить в институт, — продолжал Мейер, раскладывая конверты по порядку. — Не публикуюсь, даже статей не печатаю. Студентов консультирую по электронной почте. Они наверняка и это прослеживают.