Кристиан Мерк - Под маской молчания

Мейер Крукенберг прикинулся сумасшедшим еще до того, как впал в безумие по-настоящему.

— Чтобы этот гадючник меньше шипел, — отзывался он о своих ученых коллегах, пожимая плечами и стирая салфеткой кофе с губ. Легендарный историк, мальчиком эмигрировавший из Кенигсберга в нацистской Восточной Пруссии, никогда не появлялся в своем кабинете. Огромной стопкой копилась почта. Студенты бормотали что-то об отпуске по болезни, а обслуга шепталась о других причинах.

— Профессор Крукенберг был просто чудом, — объяснял Виктору декан Холлистер, когда еще возлагал на него какие-то надежды. — Но однажды… — Холлистер выдержал эффектную паузу, — он отключил все телефоны на кафедре… — еще пауза, — и пригрозил сделать то же самое с компьютерами. Без объяснения причин. Полиция приезжала.

Виктор стал делать крюк, чтобы каждый раз, бывая в институте, проходить мимо здания кафедры истории. Но Мейера не выследил. Студенты обогащали легенду о нем новыми деталями: в психушке… помер… Любопытство Виктора — праздное, надо признать, — росло.

К его удивлению, оказалось, что старик Мейер тоже интересуется им. Однажды Виктор читал лекцию о промышленной дефорестации бассейна Амазонки. В задних рядах сверкнули круглые очки, насаженные на нос сухого старика. Он сразу узнал старого очкарика, хотя выглядел тот иначе, нежели на фотографии в буклете института. После лекции, пока студенты разъезжались на своих новеньких джипах по чистеньким домам, к моложавым мамочкам в Коннектикут и Нью-Джерси, Мейер буравил Виктора своими «бутылочными» очками.

— Кофе будешь? — спросил старый сыч вместо приветствия.

Так начались почти еженедельные встречи, во время которых Виктор мог поделиться своими результатами и посоветоваться с разумным и сочувствующим собеседником. Мейер не был специалистом в ботанике или агрономии, но Виктора это нисколько не смущало, ибо каждый раз, оказавшись в затхлой квартирке Мейера, он узнавал что-то новое и неожиданное о разных уголках мира и закоулках времени, в которых ему не довелось побывать.

Иногда Мейер и во время этих встреч вел себя странно. Однажды он не впускал Виктора до тех пор, пока Эстер не спустилась по лестнице и не крикнула мужу, что все в порядке. Мейер оправдывался «какими-то хулиганами, подкинувшими хлопушки в подъезд». Виктор, конечно, не поверил, но расспрашивать не стал.

Виктор ускорил шаг, стараясь не поскользнуться на обледеневшем асфальте. Он пересек 125-ю улицу. Гарлем. Уже близко. У Ленокса что-то защекотало в затылке. Обернулся — ничего особенного. Подростки швыряют снежки в сломанный городской автобус с дремлющим в ожидании машины техпомощи водителем. Виктор подошел к угловому дому, в котором обитал Мейер.

Замок зажужжал еще до того, как Виктор нажал кнопку звонка. Глянув вверх, он увидел исчезающую в окне серебристую шапку волос; вошел внутрь и закрыл дверь, так и не заметив своих преследователей.

Госпожа Крукенберг всегда подавала крепкий кофе и густые сливки. И всегда в настоящих мейсенских чашках, расписанных синим кобальтом.

Но чего не смогли совместными усилиями добиться Красная Армия и американские бомбардировщики, Мейер совершил несколько минут назад. Наследственные чашки, пережившие бомбежки Второй мировой войны, валялись на полу, рассыпавшись на тонкие бледные лепестки.

— Тише, — Эстер прижимала палец к губам и моргала заплаканными глазами, — не будем его беспокоить.

Обычно Эстер шутила с Виктором, призывала бросить «эту Салли» и познакомиться с «настоящей девушкой, из Берлина, откуда же еще», с такой, какой она сама была когда-то. Сейчас в ее глазах читалось отчаяние.

— Я все уберу, — прошептала она, стараясь не наступать на осколки стекла и фарфора. — Вы потолкуйте. — Она остановилась перед исцарапанной запертой дверью и еле слышно постучала. — Shatzi? Da bin Ich, [2] Это я, золотко (нем.). — нараспев протянула она и приоткрыла дверь.

В ответ послышалось фырканье, потом раздался слабый голос Мейера.

— Du wirst Mich umbringen, — ответил он на языке своего детства. — Ausgerechnet Du. [3] Смерти моей добиваешься… Уж от тебя-то не ожидал (нем.).

— Мы желаем тебе только добра, — мягко заверила Эстер, открывая дверь шире. — Здесь я и Виктор.

Она подтолкнула Виктора в комнату, прошептав ему на ухо:

— Шепотом, только шепотом. И все будет хорошо.

Она осторожно прикрыла дверь и заспешила на кухню.

Виктор остановился у двери, свыкаясь с темнотой и обстановкой. Мейер наглухо затянул окна шторами, комнату освещал лишь экран монитора. Возможно, Мейер просто не знал, как выключить компьютер. Книжные шкафы, книжные полки. Сам хозяин сжался в кресле возле громадного книжного шкафа. Из толстых томов отрезанными языками торчат полоски закладок. На полу осколки лампочек.

— Я же велел не приходить, — буркнул Мейер, не поднимая головы. — А он заявился. Грубо. И глупо.

— Чего вы от меня ждете, Мейер? Спросить, что за кошмары вас мучат? Зачем вы терзаете жену? Скажите.

— Вы шли не в одиночку. — Мейер мотал головой, как будто отгонял безумие. — За вами следили и сейчас ждут внизу. — Он замолчал, поглаживая темный предмет, лежащий у него на коленях.

Виктор, скрипя битым стеклом, приблизился, но так и не смог разглядеть, что это.

— Уходите, — устало произнес Мейер. — Идите к этой своей… девице.

— Она от меня ушла.

Легкая скептическая ухмылка прежнего Мейера.

— Тоща для вас слишком.

— Мейер, что происходит?

Мейер вздохнул, поднял руку, и Виктор увидел, что на коленях его лежит большой неуклюжий пистолет. Почтенный профессор Крукенберг поглаживал оружие, как мурлычущего кота.

— Скажите, Виктор, вы верите… — Пауза.

— Во что?

Мейер погрузился в созерцание своей металлической игрушки, вертел ее в руках, проводил пальцем по стволу, рукоятке, спусковому крючку.

— В мир, который видите. Да, вы, конечно, верите. В мудрость правительства и в объективность шестичасовых новостей. В мир с теплым клозетом, электронной почтой и здоровой иронией в телепрограммах. А все зло в этом мире — от грязных иностранцев, которые не знают английского.

— Послушайте, Мейер, дайте мне, пожалуйста, пистолет. Он меня несколько… беспокоит.

Лицо Мейера чуть смягчилось. Он отложил пистолет на столик и как будто забыл о нем. Виктор разгреб осколки и уселся на полу рядом с покосившейся стопкой книг.

— Признайтесь, Виктор, почему, как вы думаете, я больше не хожу в институт? Почему отключил телефоны? С ума сошел, да?

Виктор действительно был такого мнения, но промолчал. Мейер испуганно осмотрелся и зябко поежился. Между тем в комнате висела удушающая жара, а вентилятор окатывал обоих потоком перегретого воздуха. Мейер потер руки и уставился куда-то в пространство, думая о прошлом.