Елена Прокофьева - Явление зверя

Элечка, собственной персоной, выпорхнула из кухни, одетая в коротенькую, как набедренная повязка, черную юбочку, алую блузку с большим декольте и в широкий передник, волосы роскошными черными волнами ниспадали по ее плечам.

— О! Как вы вовремя! У меня как раз через минутку будет готов пирог! Надеюсь, вы голодны?

Гуля взирала на Элечку с откровенным изумлением, она-то видела ее один-единственный раз в строгом костюме и с пучком, а я наконец-то увидел свою старую знакомую, которая за четыре года совсем не изменилась и с которой мне всегда было легче и проще, чем с самыми близкими людьми.

Грузчики подхватили меня под руки и транспортировали прямо на кухню, где за чашкой чая нас уже ждала Софья. После этого они, распрощавшись, повезли шкаф и описанную Анькину тумбочку к себе в гараж, намереваясь спустя несколько дней окончательно выяснить у бабушки, действительно ли выбрасывать древнюю мебель или все-таки вернуть… Что-то подсказывало мне, что мы еще увидим наш распрекрасный шкаф на старом месте в углу бабушкиной комнаты, и, признаться, испытывая к нему с некоторых пор трепетные чувства, я был этому рад.

С того момента наконец исчезло, и, надеюсь, теперь уже навсегда, это странное отчуждение, которое возникло между мной и Гулей после побега. Моя девочка стала такой же, как раньше, она больше не отводила глаз и смотрела — как когда-то… Мы просидели на кухне остаток дня — после того, как Соня уехала домой, Элька на работу, а дети засели у компьютера в Гришиной комнате. Наверное, впервые с тех давних пор, как Гуля ухаживала за мной в смрадном логове бомжей, мы так долго были вместе, были одни, и никто нам не мешал. Мы просто говорили. Ни о чем. Обо всем. Вспоминали — уже совсем без страха, несмотря на то, что как раз сейчас снова находились в опасности, строили какие-то планы — опять-таки уже без страха, что они могут не сбыться.

Все было слишком хорошо… Слишком… Слишком не страшно, слишком просто, слишком легко, слишком весело, как может быть только в доме у Элечки Рабинович.

Элечка пришла вечером и с хитрой улыбкой предложила нам отбыть в отведенную для нас комнату, которая принадлежала уехавшим в дом отдыха родителям. К ней должен был прийти ГОСТЬ.

Вусмерть заигравшихся детей с помощью страшных угроз удалось вытащить из-за компьютера и усадить ужинать, после чего они рухнули в постели и уснули почти мгновенно, как только положили головы на подушки. Засыпая, они все еще обсуждали монстров, которых успели убить, и тех, которых убить не успели, какое-то оружие с вычурным названием, какие-то уровни… Гошка был бледным, каким-то даже прозрачным от усталости и непривычного для него напряжения, но весь светился небывалым, невероятным счастьем, которое взрослому, должно быть, никогда не понять.

Еще бы, почти целый день он с приятелем играл на компьютере в настоящие крутые кровавые игры, он убил злобного монстра, которого убить не так уж просто… Вот оно счастье, настоящее, великое, безмерное счастье, причина гордости и восторга — убить КОМПЬЮТЕРНОГО монстра!

Эля уложила мальчика в комнате сына, постелив ему на раскладушке, и я еще несколько минут сидел рядом с ним, слушал сбивчивый поспешный рассказ:

— Там, знаешь, Леш, у него броня такая, что ее даже из «викинга» не пробьешь… «Викинг» — это гранатомет такой, очень мощный… Вот… А сам он стреляет такими огненными шарами, что один сразу полжизни отбирает… Но он тупой на самом деле, неповоротливый такой… От него только уворачиваться надо уметь…

У Гошки глаза закрывались, но он никак не мог отпустить мою руку, желая рассказать все в подробностях, чтобы я осознал до конца, какой подвиг он совершил, убив монстра.

— Его даже Гришка не мог с первого раза убить… А я смог… Правда, тоже не с первого… но честно, Леш, у меня лучше, чем, у Гришки, получилось… красивее…

Сам Гришка уже спал, поэтому возразить не мог — и слава Богу, а то опять разразилась бы дискуссия, наподобие той, что случилась за ужином — кто более крутой, умный и хитрый, кто больше монстров смог убить.

— Мы ведь поживем здесь немножко, правда, Леш?..

— Да, скорее всего, поживем, — улыбнулся я.

— Здорово… Ты знаешь, Лешка, я тебя очень люблю… Правда… Я всех вас очень люблю.

Именно этим вечером, именно после этих слов я впервые подумал, что, может быть, все на самом деле было не зря? Имело смысл бороться, цепляться за жизнь, когда в ней, казалось, не было никакого смысла. Все только ради того, чтобы спасти одного маленького мальчишку, который иначе непременно бы пропал… Мальчишку, который убил монстра и радуется, как будто убил злейшего врага, уже не помня о совсем других врагах, более хитрых и опасных, чем компьютерный монстр, кидающийся огненными шарами. Это много, очень много! Ради этого стоит пройти и более суровые испытания, чем прошел я.

Я улыбался, глядя на спящего Гошку, и думал о том, что ошибался, когда считал, что в психологии ребенка уже ничего не изменить, что она испорчена тяжелой и страшной жизнью навсегда. Как же хорошо, что я ошибался!

Элечка, возбужденная, сияющая и невероятно красивая, показала Гуле, где взять чистое постельное белье, включила нам телевизор, приволокла кучу видеокассет и убежала готовиться к встрече с дорогим гостем.

А мы уселись смотреть телевизор.

Гуля долго копалась в кассетах, потом наконец выбрала что-то и вставила в гнездо магнитофона.

— Давай посмотрим что-нибудь доброе! — сказала она с чувством. — Что-нибудь очень хорошее, приятное и со счастливым концом!

Я был совсем не против.

Где-то посередине умиротворяющего просмотра к нам зашла Элечка — предварительно деликатно постучав, — принесла чай и два огромных куска торта. От гостя.

Может быть, из-за того, что я не очень люблю фильмы про животных, а выбранный Гулей фильм был о приключениях поросенка, я никак не мог въехать в смысл происходящего на экране. Хотя, скорее всего, меня просто занимало совсем другое, а именно: то, что произойдет, когда фильм кончится и будет уже достаточно поздно и надо будет ложиться спать.

На сей раз Гуле не удастся сбежать от меня в другую комнату — нет у нее такой возможности! Мы ляжем спать вместе! Ну и мог ли я думать о приключениях поросенка?

Фильм длился бесконечно долго — по крайней мере, мне так показалось, я весь измучился, пока, наконец, не случился долгожданный хэппи-энд и не пошли титры.

— Ну что, будем ложиться? — воскликнул я, пока Гуля не предложила посмотреть еще какой-нибудь фильм.

— Да, пожалуй, — согласилась она и густо покраснела.

Ага. Похоже, она тоже последние два часа думала не о поросенке, или, по крайней мере, не только о нем.

Гуля выключила телевизор и тут же погасила свет. В комнате стало почти так же темно, как давеча в шкафу…