Джастин Скотт - Девять драконов

Что такое Цзин Ша Цзуй? Как-то раз они шли по Натан-роуд, глазея на тамошние рестораны, клубы и дорогие магазины. Но на кантонском «Цзин Ша Цзуй» означает «длинная песчаная отмель» — название, которое выбрал бы какой-нибудь рыбак. А Шэ-О — на восточном берегу острова Гонконг, где богатые гуйло играют в гольф? Что значит «Шэ-О» на кантонском? Ведь же не «богатые тайпаны, играющие-в-гольф», нет?

— Нет, — хихикнула она. (Это значит — скалистый берег. Еще одно рыбацкое название.) — Я не понимаю.

Она понимала, но ей хотелось, чтобы он поговорил с ней еще.

Ему уже было пора идти на работу, и поэтому он закончил разговор, сказав, что за свою короткую жизнь он пришел хотя бы к одному неоспоримому выводу.

— Все это означает, Вивиан, что в Китае все меняется слишком быстро, чтобы это можно было остановить.

— Но здесь не Китай, — словно эхо, повторила она слова тайпана. — Мы живем в Гонконге.

Широкая улыбка осветила лицо отца — человека, неожиданно вставшего на твердые ноги, и в это мгновение он был не рабочий у штамповального станка, и не повар, и не нищий беженец, а учитель в Срединной империи.

— Гонконг — это Китай, — сказал он. — Твой Китай.

Обычно сойдя с самолета, Викки Макинтош прорезала Гонконг на привычной ей предельной скорости. Быстрая езда — отличное средство против мыслей. Чем быстрее — тем лучше. Задержка на таможне на этот раз покончила с этой игрой в самом начале: у нее было достаточно времени, чтобы почувствовать, что она возвращается домой, как загнанный кот с поджатым хвостом.

Репортер из сплетнюшного журнала «Тэттлер» бежал за ней, спрашивая, что привело дочь Дункана Макинтоша назад в Гонконг.

— Бизнес с тайпаном.

Она изобразила для его камеры ослепительную улыбку и поспешила дальше — миниатюрная женщина с белокурыми до плеч волосами, точеной фигуркой, тонкой талией и независимым взглядом голубых глаз, хорошо скрывавшим заманчивые мечты и внутренние сомнения. На ней была яркая майка и широкие брюки, прелестные сережки и потрясающий золотой кулон — свернувшийся дракон с большим глазом из нефрита.

Аэропорт Кайтак на острове Лантау посреди гавани, все еще недостроенный, был настоящим сумасшедшим домом. Самолет из Пекина прибыл за несколько минут до самолета Викки, и орды китайских бюрократов хлынули штурмовать такси, впрыгивали в разные очереди и пихали остальных своими липовыми пластиковыми кейсами. Поток слов на путунхуа, низвергшийся на головы таксистов-кантонцев с непроницаемыми лицами, вызвал у нее другую, слабую улыбку: своевременное напоминание о том, почему она старается утвердить позиции своей семьи в Штатах — как клана, стоящего во главе отельного бизнеса на побережье, — прежде чем Китайская Народная Республика пожрет Гонконг.

— Мисси! — окликнул ее шофер матери.

Массивный старый «даймлер» сверкал в этом хаосе, как скала в бушующем море. Шофер открыл дверцу, и она скользнула в салон с кондиционером.

— Добро пожаловать домой, Мисси.

— Слава Богу, я вижу тебя, Ай Пин. Где моя мама?

— Тай-Тай сказала, что она будет в отеле «Пенинсула» пить свой утренний кофе.

— Господи! Я собираюсь встретиться с Хьюго. Давай поспешим!

Ай Пин повел машину к мосту Коулун. Викки упорно нажимала кнопки телефона. Отчаявшись застать брата дома, она наконец позвонила ему в офис. Было полдесятого утра — почти на двенадцать часов больше, чем в Нью-Йорке, и на десять градусов жарче — влажное субботнее утро июля 1996 года.

— Мама наверняка меня сразу не отпустит. Давай встретимся в половине двенадцатого.

— А почему бы нам не поговорить на борту?

— Что ты имеешь в виду?

— Мы плывем в Манилу сегодня днем.

— Плывем? Но я здесь по делам своего отеля.

— По делам отеля? Ты прилетела занять кучу денег?

— Ах ты, шельмец! — засмеялась Викки. — Младшие работают, а старшие сидят себе дома и в ус не дуют.

Она и Хьюго быстро стали друзьями, работая вместе. Ее старший брат был в Гордонстауне, а затем в армии, когда она подрастала. Хьюго пребывал в блаженном неведении относительно их соперничества за одобрение отца.

— Разрешите представиться: Шельмец-старший.

— Пошел ты знаешь куда! Я и так провела восемнадцать часов в самолете, чтобы еще куда-то плыть.

— До Филиппин четыре дня. Отец всецело в твоем расположении — он будет твоим собеседником, который никуда не сможет скрыться.

— Ты прав… Господи, подожди! Ведь сейчас сезон тайфунов. Он что, спятил?

Июль был рискованным месяцем для плавания по Южно-китайскому морю.

— Тайпан сказал — проскочим, — с невозмутимым видом ответил Хьюго. Этот непроницаемый тон он усвоил для себя на те случаи, когда нужно было передать кому-нибудь распоряжения отца.

Викки опустила дымчатое стекло, чтобы взглянуть на небо. Оно было голубым над клубившимся в гавани туманом, но кое-где, очень высоко, тощие облака заволакивали его стальной пеленой. По колыхавшимся хвостам лошадей можно было понять, что порывами налетал восточный ветер.

— Но сначала мне нужно поговорить с тобой, Хьюго.

Прежде чем все они отправятся в плавание, и наследник Хьюго попадет под влияние чар отца. Брат согласился встретиться в баре яхт-клуба. А теперь, зная, что мать будет выглядеть потрясающе, Викки нужно заняться своим макияжем.

Как это типично для отца, думала Викки. И еще: он никогда не забудет, если она потеряет отель. Простит — может быть… Но она всегда будет читать намек на свой провал в его глазах. Неважно, что Макинтоши, словно дети в дремучий лес, шагнули на арену жесточайшего нью-йоркского гостиничного бизнеса и заплатили слишком много за красивый старый дом всего в одном квартале от самого престижного района. Неважно, что один быстротечный сезон «Голден» был лучшим отелем в городе. Манхэттенский клуб деловых женщин устроил торжественный вечер в честь Викки и ее изящного вклада в развитие гостиничной индустрии Нью-Йорка. Под словами «изящный вклад» подразумевался ее успех в переговорах с профсоюзом, позволившим выписать образцово вышколенный обслуживающий персонал из Гонконга.

Неважно, потому что, сделав смелый рывок в надежде закрепить свой успех, купив легендарный отель «Плаза», она споткнулась о подводный камень в экономике. Неважно, что дерзкая женщина была способна на мужской поступок. Она должна была предвидеть это.

Она перехватила взгляд Ай Пина в зеркале.

— Как дела, Ай Пин?

— Очень скверно, Мисси. Говорят, китайские войска пересекут границу, если будут продолжаться беспорядки.

Гонконг всегда пек, как блины, самые свежие и ядовитые сплетни в Азии, и старый шофер-китаец, ярый любитель почесать язык, болтал без умолку. Викки сравнивала его полоумный рассказ — словно речь шла о конце света — с тем, что слышала в аэропорту.