Джеймс Роллинс - Кровавое евангелие

Корца снова погладил свою конечность.

— На лечение ноги ушло более десяти лет.

— Урса была просто напугана, — вступился за медведицу Распутин. — А вообще-то она добрая душа.

Эрин подумала о груде человеческих костей в ее клетке.

— Лично мне она не кажется особенно доброй, — вмешался в разговор Джордан.

— После того как мы с Пирсом высвободили Руна из ее игривых объятий, она скрылась в лесу. — Распутин покачал головой. — Мы так и не нашли ее. В конце концов нас отозвали обратно в Рим.

— Но сейчас-то ты ее нашел, — возразил Рун. — Может, скажешь как?

— Она сама пришла ко мне, — ответил Распутин. — Однажды, когда я перестал быть сангвинистом и обрел свою истинную натуру, эта богопротивная тварь начала меня искать.

— Мерзость ищет подобное себе, — едко заметил Рун.

— Мы то, что мы есть, Рун. Если вместо того, чтобы драться, ты принимаешь то, что назначено тебе судьбой, ты обретаешь намного больше сил, чем даже можешь себе представить.

— Я не ищу силы. Я ищу благодать и милосердие.

Распутин захихикал.

— И за все века стараний ты уже нашел это? Возможно, благодать и милосердие, которые ты ищешь, находятся в твоем сердце , а не за церковными стенами.

Рун изо всех сил сжал челюсти.

В течение нескольких минут никто не проронил ни слова. Они ускорили шаг. Единственным звуком, раздававшимся в туннеле, был скрип подошв по грязному льду.

Они миновали еще несколько туннелей, ответвляющихся в разных направлениях, прошли мимо лестниц, ведущих вверх и вниз. Эрин, обычно хорошо ориентирующаяся под землей, на этот раз не смогла бы найти дороги, ведущей к церкви, откуда они спустились под землю. Джордан, казалось, вел в уме какие-то подсчеты, и она надеялась, что он обладает лучшим чутьем и представляет, где они находятся.

Наконец Распутин остановился и поднял металлическую лестницу. Эрин включила свой фонарь, но не смогла увидеть ее верхнего конца.

— Ну все, поднимаемся, — с облегчением сказал Джордан, склоняя голову набок. — Есть у нас хоть какая-либо надежда, что по этой лестнице мы попадем в «Старбакс»? [81] «Старбакс» — всемирно известная сеть кофеен.

Не теряя зря времени, они, закрепив лестницу, поднялись по ней. Она вывела их в чистое помещение с бетонными стенами. Эрин радовалась, что смрад и зловоние остались далеко внизу. Она вдохнула полной грудью, прочищая свежим воздухом легкие. Единственным предметом, который находился в этом небольшом помещении, была прикрепленная к одной из стен серая металлическая коробка, из которой к потолку были протянуты кабели.

Не обращая на нее внимания, Распутин прошел к двери из серой пушечной бронзы. Огромным, старинного вида ключом он открыл ее и ввел их в комнату, из которой вела другая дверь, которая, в отличие от предыдущей, открывалась при помощи прикрепленной к стене клавиатуры. Он так быстро прощелкал по ней пальцами, что Эрин, несмотря на все старания, не смогла увидеть цифры, составляющие код.

Толстая стальная дверь, похожая на дверь банковского сейфа на колесиках, открылась. Распутин, не спеша и с осторожностью шагнув за порог, подал знак остальным следовать за ним по темному коридору с выкрашенными охрой стенами. Из этой точки начиналось множество переходов, ведущих в разных направлениях; создавалось впечатление, что еще один шаг, и они очутятся в лабиринте.

Распутин быстрым шагом пошел вперед. Джордан, поняв, что это и есть лабиринт, прекратил свои подсчеты.

Еще через десять минут, за которые они прошли по множеству проходных залов, поднялись по ступеням коротких лестниц и миновали несколько пыльных комнат, Распутин остановился перед непримечательной деревянной дверью с ручкой из черного стекла. Она ничем не отличалась от сотен других дверей, мимо которых они только что прошли.

Откуда-то из глубин своей рясы Распутин вытащил массивное кольцо с висящими на нем ключами и начал искать нужный ключ среди как минимум полусотни других ключей, нанизанных на кольцо.

Нащупав нужный ключ, он всунул его в скважину, Рун тут же встал между Эрин и Распутиным. Джордан занял место возле Эрин с другой стороны. Русские стали полукольцом позади них.

Распутин с усилием повернул ключ в скрипучем замке и распахнул дверь.

— Входите!

Они вошли в полутемную комнату, воздух в которой был пропитан запахами пыли и плесени. У Эрин сразу запершило в горле, и она закашлялась. Интересно, мелькнула у нее в голове мысль, сколько времени прошло с последнего проветривания этой комнаты. По привычке, свойственной ученым, она хотела потребовать защитную маску.

Отойдя чуть в сторону, Распутин потянул за проволоку, протянутую к оголенной лампочке, висящей под потолком. В тусклом мерцающем свете они увидели груды какого-то хлама, лежащего вдоль стен. Комната имела вид гостиной, превращенной в склад ненужных вещей.

— Вот мы и пришли! — Распутин повернулся к своим людям. — Подождите снаружи. Я думаю, нас слишком много для такого маленького помещения.

— Где мы? — спросил Джордан, поморщившись от гудения лампочки у него над головой.

— Мы под Эрмитажем, — ответил Распутин. — Это один из самых больших художественных музеев в мире.

Джордан обвел глазами захламленную, тесную комнату.

— Не очень-то верится в это.

— Это хранилища музея, — недовольным голосом пояснил Распутин. — А вот наверху, где расположен сам музей, — там истинное великолепие.

Эрин почувствовала приступ профессионального мучительного дискомфорта. До нее, как и до большинства людей науки, доходили сведения о плачевном состоянии эрмитажных коллекций, в течение долгого времени находящихся в запасниках, где сами условия хранения являются угрожающими для существования экспонатов, однако она и вообразить себе не могла, что дело в действительности обстоит настолько плохо. Стоило ей сделать шаг вперед, как из кучи, накрытой каким-то заплесневелым тряпьем, выскочила мышь.

Она в испуге отпрянула назад.

— Так что, вот здесь и в таких условиях музей хранит свои запасники?

Распутин молча пожал плечами, как бы говоря этим жестом:

Что значит история для того, кто прожил на свете уже много веков?

Эрин обтерла ладони о джинсы и с отчаянием посмотрела вокруг. Картина в раме, прислоненная к стене и еле заметная под грудой хлама, походила на оригинальную гравюру на дереве Дюрера «Четыре всадника». [82] «Четыре всадника» — одна из самых известных работ Дюрера. Она входит в цикл из пятнадцати гравюр на дереве, созданных им для иллюстрации «Апокалипсиса». Эта бесценная гравюра по дереву валялась в куче сломанного инструмента и старых полусгнивших гобеленов. Черные соцветия плесени почти во весь потолок свидетельствовали о недавней протечке.