Джеймс Роллинс - Кровавое евангелие

Алеша повел его по длинному залу, затем они поднялись на один лестничный пролет, прошли через толстую стальную дверь, выкрашенную черной краской, которая осыпалась на снег, когда Алеша захлопнул дверь за собой.

Оказавшись на улице, Томми сделал медленный круг, почти не сходя с места. Они были в городе, на пустынной автопарковке. Грязный снег утоптан множеством ног. Темно-серое небо сплошь затянуто тучами и выглядит так, будто вот-вот грянет буря или наступит ночь.

Оценив свои шансы на побег, Томми решил не откладывать его, но вдруг перед ним неожиданно вырос Алеша. Томми резко бросился вправо, надеясь обойти его и бежать вдоль фасада здания. Алеша, сделав прыжок, снова оказался перед ним. Томми уклонился влево. Но Алеша снова остановил его.

Томми вытащил нож.

— А ну, прочь с дороги!

Алеша, откинув назад голову и глядя на сумрачное небо, засмеялся веселым беззаботным смехом.

Томми попытался повернуть назад, чтобы броситься прочь, и едва не упал в грязный снег. Алеша попросту играл с ним. Нет, ему никогда не удастся сбежать. Он останется здесь навсегда и вечно будет связан с этим жестоким мальчишкой.

Серые глаза Алеши блестели злорадством. Он казался Томми похожим на сорокопута. Сорокопуты — это такие хитрые маленькие птички. Но они живут тем, что накалывают свою добычу на острые шипы терновника и ждут, пока добыча не умрет от потери крови. Земля вокруг их гнезд бывает усеяна скелетами мелких птиц и мышей.

— Так ты не дашь мне уйти, верно? — спросил Томми.

— Мы не можем тебя отпустить, — ответил ему рокочущий голос, прозвучавший из-за его спины.

Томми повернулся так быстро, что упал. Серая слякоть перепачкала его пальто. Алеша одной рукой с силой, причинившей ему боль, потащил его вверх.

По снегу, направляясь к нему, шел священник в черном одеянии. Сперва Томми подумал, что это тот самый падре из Масады. На нем была такая же сутана, но этот священник был выше и плотнее телом, его глаза были не серыми, как у преподобного из Масады, а голубыми.

— А ведь я очень долго жду тебя, Томми, — обратился к нему священник.

— Так вы тот самый, который, по словам Алеши, такой же, как я?

— Альёши? — Мужчина сосредоточенно нахмурился, а затем улыбнулся, словно услышал веселую шутку. — Ах вот оно что — как вы, американцы, называете это? — ник-нейм, а у нас это называется кликухой. Его настоящее имя Алексей Николаевич Романов, российский князь, прямой наследник трона Российской империи.

Томми нахмурился, считая, что этот человек его разыгрывает.

— Вы не ответили на мой вопрос.

Священник засмеялся, а по спине Томми пробежал холодок.

— Как это грубо с моей стороны. Нет, я не такой, как ты . Я такой, как Альёша.

— Так кто вы?

— Я — Григорий Ефимович Распутин. И мы с тобой будем большими друзьями.

Над головой этого человека закрутилась стая серых голубей — а в их гуще, в вышине, кружилась в танце белоснежная птица, ловя своим телом лучики света, такие редкие в этот пасмурный день. Взгляд Томми неотрывно застыл на ней — он вспомнил ту самую раненую птицу в Масаде, голубя со сломанным крылом. Он вспомнил, как подбирал эту раненую птицу, — то было как раз перед тем, как его жизнь раскололась вдребезги.

Может быть, именно этот акт доброты и милосердия и определил его дальнейшую судьбу?

Мальчик сощурился, видя, что белая птица устремилась вниз, пролетая над ними. Она смотрела вниз на Томми — сперва одним глазом, затем другим.

Томми содрогнулся и оторвал взгляд от небес.

Глаза птицы светились зеленым светом, подобно пуговицам из драгоценного малахита. Так же как и у голубя в Масаде.

Как это могло быть? Как такое вообще могло быть?

В любой момент я могу проснуться в палате, и в моем теле будут трубки, по которым в меня будут вливаться лекарства.

— Я хочу вернуться обратно к моим прежним друзьям, — объявил Томми, ничуть не заботясь тем, что он говорит тоном обиженного нетерпеливого ребенка.

— Ты обретешь великое множество новых друзей за время своей долгой-долгой жизни, — успокоил его Распутин. — Такова твоя судьба.

Томми снова посмотрел на птиц. Он хотел быть в вышине и свободно летать с ними. Почему это не может быть его судьбою?

Он так хотел бы иметь крылья.

29 октября, 05 часов 54 минуты

по центральноевропейскому времени

Святилище под базиликой Святого Петра, Италия

Рун коснулся своего креста. Они победили в сражении. Его передернуло от мысли, насколько велик был для них шанс потерять все. Но они все-таки победили.

Елеазар молчал. Он снова повернул Книгу к себе и, водя пальцем по строкам, снова читал их, как будто в первый раз их содержание было понято им неверно. Но все было тем же самым.

— Итак, первое сражение мы выиграли, — сказал Джордан.

— А как понимать эту «Войну Небес»… и кто такой «Первый Ангел»? — спросила Эрин.

— Мы нашли Книгу, — с твердой уверенностью объявил Джордан. — Мы сможем найти и Ангела. Бьюсь об заклад, что этот Ангел наверняка больше, чем Книга. Так о каких трудностях можно говорить или я не прав?

— Прав. — Эрин засмеялась и склонилась к нему.

Солдат был прав. Они уже сделали невозможное.

— С чего нам начинать? — спросил Рун, глядя на Елеазара.

Тот нахмурил брови.

— С пророчества. Возвращайтесь к пророчеству.

Рун ждал.

Елеазар повторил по памяти: «И настанет день, когда Альфа и Омега прольют мудрость его в Евангелие Драгоценной Крови, которым сыны Адама и дочери Евы смогут пользоваться во дни, когда будет им это необходимо.

До наступления этого дня благословенная книга сия должна быть спрятана в колодце, в глубочайшей тьме и сохраняться Девочкой с утраченной девственностью, Рыцарем Христовым и Мужем-Воителем.

В свой черед другое трио вернет эту книгу из тьмы на свет. И только Женщина, умудренная Знанием, Рыцарь Христов и Муж-Воитель смогут открыть Евангелие Христа и явить миру славу Его».

— Так мы же это сделали, — сказал Джордан. — Что мы должны сделать еще , чтобы найти того самого Ангела?

Елеазар закрыл Книгу.

— Это может никогда и не произойти.

— Почему нет? — спросил Джордан, нахмурив брови. — Мы же нашли Книгу, верно?

Елеазар вздохнул, и вместе с этим вздохом из сознания Руна улетучилась вся прежде бывшая в нем надежда.

— Существует вероятность того, что эта троица уже распалась, — предостерег Елеазар.

«О чем говорит Воскресший? — спросил себя Рун. — Как эта троица может распасться? Они же все здесь» . Он положил одну руку на рукав Джордана, вторую — на рукав Эрин.

И тут женщина закрыла глаза и лицо ее побледнело.

— Что с тобой, Эрин? — всполошился Джордан.