Жером Делафосс - Кровавый круг

— Мне кажется, ты был внештатником, продавал репортажи в различные журналы.

— А не могла бы ты описать того, кем я был в то время, нарисовать портрет Александра Деркура?

— Психологический?

— Да.

— Александр был человеком веселым, образованным, элегантным, иногда немного… агрессивным в своих реакциях. Ты пленил всех, ты был как дыхание свежего ветерка, но думаю, что мне больше всего запомнилось твое общение с детьми…

— Что ты хочешь сказать?

— Через очень короткое время после приезда ты оставил свои репортажи и посвятил себя им. Этим малышам было очень тяжело морально… Они видели, как их родителей убивали, как истребляли их соседей, друзей, учителей… Некоторые, побуждаемые собственными родителями, сами обагрили руки кровью. Многие из них от этого не оправились, они напоминали больных аутизмом… Ты спонтанно шел к тем, кому было хуже всего, это поразительно. Я помню мальчишку… особенно гнусный случай… Хозяин школы, которую он посещал, пришел утром с мачете, мотыгами и пиками и приказал ученикам хутус убить своих одноклассников тутсис. Ребенок отказался, пытался убежать, но хозяин догнал его, избил и пригрозил расправиться с его семьей. Он всучил ему младенца… и вынудил его… размолоть в песте для маниоки. Мать, с которой он бежал из Кигали, рассказала нам, тебе и мне, его историю. Ребенок был ужасно худым, не говорил, отказывался от пищи. Ты провел с ним день, потом другой и третий, а он даже не взглянул на тебя. Но ты не отступился и каждое утро возвращался к нему, чтобы вырвать его из молчания. Ты рассказывал им о пустыне, океане, о вечных снегах. Такое ощущение, что ты пытался в одиночку построить для них другой мир, открыть им двери в новую жизнь, полную обещаний и надежд.

Дети… Натан запомнил эту странную информацию.

— А ты знаешь, почему я был настолько в них заинтересован?

— Нет.

— Я тебе рассказывал о своей жизни, о семье, ты помнишь наши разговоры?

— Это было так давно… нет, ты был очень скрытным. Думаю, тебе не нравилось говорить о себе, впрочем, и отвечать на вопросы. Зато я помню, мы часто разговаривали о геноциде. Эта тема… очень интересовала тебя.

— Я об этом говорил?

— Да. Однажды даже случился бурный разговор между тобой и одним типом… Кристиан Брюн, самодовольный врач «скорой помощи», карикатура на служащего гуманитарной организации. Он знал все и обо всем и начал сравнивать милицию хутус с гитлеровской и сталинской системами доносов. Ты вежливо поставил его на место, объяснив, что преступления, совершенные нацистами и коммунистами, были делом рук специализированных органов, таких как СС или НКВД, а в Руанде система стремилась к тому, чтобы геноцид стал коллективным, популярным и остервенелым делом, в котором участвовали бы все.

— Я когда-нибудь вел себя как-нибудь по-особенному, привлекал внимание?

— Поведение… да, пожалуй, было что-то странное.

— Что?

— Персонал, экспатриированный неправительственными организациями, принципиально не живет в лагерях и каждый вечер возвращается в свою «основную жизнь». Мы арендовали дом в деревне Кибумба, это было спокойное место, где мы хоть на несколько часов в день оказывались в своем кругу и не видели насилия и нищеты. Это было единственной возможностью сдержать и предупредить воровство оборудования…

— И?

— Я вспоминаю, что чаще всего ты возвращался с нами, но иногда оставался в лагере с сиротами. Ты говорил, что они нуждаются в тебе, что ты не хочешь их оставлять…

— Ты помнишь, в лагере происходили какие-нибудь особенные события, которые не согласовывались с общей ситуацией?

— Нет. Кроме ужасов, рэкета, проституции, изнасилований, убийств, которые встречались повсеместно, я не помню…

— А какими были отношения? Мы хорошо… ладили? — отважился спросить Натан.

— Мы были очень близки… ты пробыл там недолго… — печально улыбнулась Рода.

— Близки… каким образом?

— Я была почти замужем, я была подругой Паоло Валенте. — Она внимательно смотрела на него. — Ты смущаешь меня своими вопросами.

— Извини… я просто пытаюсь понять, что я там делал. Я не больше чем ты верю в свое прошлое журналиста… Вероятно, я был в этом лагере по другой причине…

Рода, казалось, замкнулась, однако спросила:

— Ты думаешь, что существует связь между твоим расследованием и присутствием в Заире?

— Не имею ни малейшего понятия, но у меня есть чувство, что за моей личностью скрывается пропасть ужаса.

— Зачем ты это делаешь? Почему ты просто не обратишься в полицию?

— Полицию? За исключением трех солдат, умерших восемьдесят лет тому назад и пыльной рукописи, у меня нет никаких доказательств. И потом… ты, кажется, чего-то не понимаешь.

— Чего?

— Я не существую.

Натан проснулся один в заполненной светом комнате. Рода исчезла. Лишенный всяких мыслей, он рассматривал белый потолок, потом посмотрел на часы: половина одиннадцатого. Он вспомнил ночь, проведенную с молодой женщиной. Он любовался изгибами ее тела. Он ласкал ее до тех пор, пока не почувствовал, как в нем рождается радость жизни. Она вызвалась сходить забрать компьютер и личные вещи Натана из квартиры на улице Кампань-Премьер. Сначала он отказался под предлогом, что его там, вероятно, поджидали убийцы, но в конце концов уступил ее настойчивости.

На журнальном столике он обнаружил записку:

Натан, я выступаю на конгрессе. Освобожусь к 13 часам. Буду ждать тебя на площади Вогезов, в тени больших каштановых деревьев.

Часы пробили одиннадцать часов. У него еще оставалось время внести ясность в свои мысли. Он заказал кофе, устроился за письменным столом и начал составлять список улик:

«Ноябрь 1693 года. Элиас обнаруживает тело изуродованного раба, у которого изъяли легкие и мозг.

Июль 1994 года. Я в Заире в разгаре руандского геноцида занимаюсь детьми, травмированными массовыми убийствами, провожу несколько ночей один в лагерях… Зачем?

Я кажусь особенно заинтересованным темой идеологии массовых убийств.

Февраль 2002 года. „Полярный исследователь“ отплывает в Арктику с целью извлечь из-подо льда тела немецких солдат войны 1914–1918 годов, а затем избавиться от них на острове Хорстленд. Увечья на телах идентичны описанным в манускрипте Элиаса.

В ходе миссии погибают судовой врач и еще двое, личности которых не установлены. Официальная причина смерти — авария вертолета.

Март 2002 года. Во второй раз за три месяца убийцы пытаются меня похитить или убить. Чтобы помешать мне вести расследование? Из-за информации, которую, возможно, скрывает моя память?

Убийцы поджидали меня дома. Кто их посылает?»

Натан постарался вспомнить всех, с кем сталкивался с момента выхода из комы. Только один человек угрожал ему и, казалось, имел вескую причину желать его исчезновения.