Дэнни Тоби - Закрытый клуб

— Ты никто, — деловито объяснил Найджел. — Тебе не приходится гадать, попал ли ты на этот факультет потому, что кто-то из профессоров — поклонник твоей мамочки в «Последней интрижке». — Он светло улыбнулся. — Потом, ты белый и не знаком с ощущением, что ты находишься здесь сугубо ради политкорректной обложки брошюры с условиями приема. Знаешь, такая, где улыбающаяся радужная коалиция [12] Коалиция политических партий разного толка, здесь — молодые люди разных рас. сидит под деревом в обнимку?

— Найджел, это белиберда какая-то. Ты один из умнейших людей, которых я знаю. Я умею читать дела только потому, что четыре года обитал в подвале дома родителей, готовясь в юридический, а ты в это время жил настоящей жизнью.

— Может, да, может, нет, — сказал Найджел. — Но тебе никогда не придется гадать.

Черта с два не придется! Я ведь тоже прекрасно вписываюсь в категорию деревенщин, оказавшихся на факультете по милости северных богов. Я попытался сформулировать эту мысль, но Найджел опередил меня.

— Ты должен кое-что знать, Джереми. Я ценю то, что ты сделал для меня сегодня, но V&D — моя судьба. Отец был в этом клубе, и его отец тоже, и так до самого первого чернокожего, попавшего в V&D в те времена, когда негров не считали вторым сортом. За твою доброту скажу тебе без обиняков: не удивляйся, если я сделаю все, чтобы опустить тебя.

На этом он сгреб свои книги и ушел, не прибавив ни слова.

Мы с Дафной сидели рядом в переполненном зале суда. Под столом ее нога прижималась к моей. В аудитории было не протолкнуться от зрителей — сотен завистливых однокурсников, что-то обсуждавших профессоров, любопытных аспирантов, старшеклассников из дискуссионных клубов, местных жителей, прессы, затесалось даже несколько туристов с фотоаппаратами. Свободных мест не осталось, позади кресел люди стояли в два ряда. Все собрались посмотреть двести третью по счету инсценировку самого престижного национального процесса. Студенты театрального факультета сыграют роли главных свидетелей: Арнольда Рейда, ветерана войны, чья личность изменилась после ранения, и Шейлу Рейд, его законную жену. Университетские врачи выступят в роли экспертов-свидетелей и дадут реальное медицинское заключение в рамках своей квалификации. Присяжные, студенты второго и третьего курсов нашего юрфака, горели желанием решить, кто из первокурсников талантливее.

Ночью надвинулся теплый атмосферный фронт, прогнав тучи и холод. Солнечные лучи проникали в аудиторию сквозь витражные окна. Через проход от нас, за своим столом, сидели Найджел и Джон, выложив перед собой стопки бумаг. Рядом с ними сидел их клиент, несчастный Арнольд Рейд. Его роль исполнял красивый студент с театрального.

Гул в зале стих. Я поднял глаза и увидел, что через боковую дверь входят члены судейской комиссии. Отставной верховный судья шел первым, более свободный и непринужденный, чем я запомнил по фотографиям. Он так старался выглядеть хорошо отдохнувшим, что за него даже становилось неловко: загар у судьи явно был аэрозольный. За ним шел бывший генеральный прокурор США, толстый и добродушный, с аккуратной прической старшеклассника, совиными очками и глубокой ямочкой на подбородке. Профессор Бернини вошел последним, глядя перед собой, избегая зрительного контакта с аудиторией. Его фирменный озорной огонек в глазах исчез: к роли судьи он относился очень серьезно.

Все трое торжественно взошли на помост и заняли места высоко над всеми нами.

К залу обратился декан Томпсон. Он приветствовал собравшихся и представил каждого из судей тепло и с уважением. Затем упоминания удостоились мы четверо, а завершилась речь длинным списком знаменитостей, выигравших в свои студенческие годы имитированный процесс.

Верховный судья в отставке подался вперед:

— Готовы ли обе стороны?

— Да, ваша честь, — сказала Дафна, вставая.

— Да, ваша честь, — эхом повторил Джон.

— О’кей. Штат может начинать процесс.

Меня словно пронзило электрическим разрядом от ног до подушечек пальцев рук. Штат. Государство. Это я. И это по-настоящему. До сего мгновения я смотрел на происходящее как на очень интересный фильм. Елки-палки, что я вообще здесь делаю?!

Я встал и повернулся к жюри присяжных.

Откашлялся, прочищая горло. Пролетевшая муха нарушила бы мертвую тишину зала. Я чувствовал тысячи взглядов, устремленных на меня.

Жюри составляли из студентов второго и третьего курсов. Выбор падал на них случайно. Этих студентов я встречал в коридорах, но ни с кем из них не был знаком.

Я медленно заговорил:

— С разрешения высокого суда, я начну. Уважаемая защита, леди и джентльмены, доброе утро. Мы намерены доказать, что двадцать второго сентября прошлого года между ответчиком и человеком по имени Рассел Коннор возникли разногласия делового характера, в результате которых произошел спор. Ответчик поехал домой, достал из сейфа пистолет калибра девять миллиметров, вернулся в свой офис, направил пистолет на Рассела Коннора и хладнокровно убил его, выстрелив три раза. Безоружный Рассел Коннор сидел за своим письменным столом. Он умер на месте. У Рассела Коннора остались жена и четверо детей.

Я сделал паузу, чтобы слушатели осмыслили этот факт.

— Леди и джентльмены, таковы факты этого трагического события. Это случай хладнокровного убийства, простой и ясный. Прошу вас помнить, что это дело и Дженнифер Коннор, которая больше не увидит своего мужа. Это дело и Стейси, Маркуса, Ноя и Блейка, которые никогда не увидят своего отца. Каким бы сложным ни показалось дело, разбираемое здесь, если вы не забудете о жене и детях Рассела Коннора, в конце концов здравый смысл восторжествует и мы поможем вдове и сиротам Рассела Коннора добиться того, чего они заслуживают, — справедливости. — Я втянул воздух и кивнул: — Спасибо.

Вернувшись к своему столу, я сел. Дафна что-то настрочила в своем блокноте и подсунула мне. «Сильно», — прочел я.

Через несколько секунд перед жюри присяжных предстал Найджел. Он приподнял руку, как дирижер за мгновение до начала симфонии, и в зале наступила тишина.

— Представьте, — мягко начал он, и в зале зазвучал четкий британский акцент, — представьте, что вы можете сесть в тюрьму до конца жизни.

Найджел был в костюме-тройке, и золотая цепочка от часов спускалась в карман жилета. Он вызывал симпатию и безотчетное доверие, держался уверенно и свободно — ни тени беспомощности и отчаяния, которые я видел ночью. Сколько же людей, имеющих безупречный фасад, таят в себе хаос и полубезумную неустойчивость?

— Представьте, что все указывает на вашу виновность. Каждый факт. Все показания свидетелей. У вас ни единого шанса. — Найджел присел на краешек стола и вздохнул. — А теперь представьте, что вы не совершали преступления. — Он обвел взглядом каждого члена жюри. — Какой бессильный гнев охватил бы вас тогда? Справедливо ли это? — Найджел сделал паузу, и внезапно его голос смягчился. — Конечно же, нет. Все просто: мы не наказываем людей за то, чего они не совершали.