Сергей Журавлев - Ниже – только вверх. Книга 5. Аннигиляция

Когда движущиеся с большой скоростью машины, проехав арочный мост, остановились, Феликса охватило необычайное чувство.

– Это русло реки, – сказал Теркель, подойдя к машине Саенко. – Теперь мы поведем машины по нему.

– Здесь бывает вода? – удивился Феликс, ощупывая рукой каменистый песок.

– Лично я не видел, но, судя по размерам моста, поток внушительный, и многие реки в Европе позавидовали бы ему.

– Кеша, долго нам еще двигаться?

– Наверное, часа три-четыре. Мы разобьем бивак среди песков.

Наступили сумерки, и водители видели только кусок дороги, освещенной фарами передней машины. В какой-то момент они осветили группу деревьев и холмики верблюдов под ними. Подъехав поближе, путешественники остановились.

– Все, приехали, – сказал по радио Теркель, – у этого оазиса мы и переночуем.

Как оказалось, еврей был опытный пустынник. Пока Феликс подсвечивал ему фонариком, он поставил палатку, укрепив ее растяжками, привязанными к мешкам, набитыми песком.

– Надо же! А ведь действительно, как здесь, в песке, удержаться колышку, – восхитился Саенко.

Побросав внутрь спальники, покорители пустыни пошли на огонек. У костра сидело трое. Они пригласили европейцев присоединиться к чаепитию. Теркель передал человеку, подкладывающему свежие дрова под чайник, две двухлитровые пластиковые бутылки воды и пачку чая, прихваченную из машины. Человек принял продукты и представился Абу эль Фарахом. Человек, сидевший справа от Абу эль Фараха, что-то сказал и, взяв топорик, пошел в сторону еле заметных в лунном свете деревьев. Феликс вызвался помочь и подался следом.

Деревьев было много, и кочевник стал рубить с каждого по веточке. Феликс наблюдал за тем, как, на его взгляд, неловко кочевник справлялся с топором, и жестами попросил передать ему инструмент. Сучок толщиною в банан оказался неприступным. Намахавшись топором до седьмого пота, Феликс еле его срубил, настолько твердой была древесина. Улыбаясь во весь рот и похлопав русского по плечу, кочевник забрал топор и дальше стал орудовать сам. Но, как оказалось, всего одной ветки сверхтвердого дерева было достаточно, чтобы вскипятить воду и еще долго освещать бивак.

Темные, иссиня-черные руки Абу эль Фараха виртуозно манипулировали двумя чайниками с длинными узкими носиками, переливая парующий, ароматный чай из одного сосуда в другой, не проронив на песок ни капли, взбивая густую пену. И только затем разлил чай по стеклянным стаканам овальной формы. Горьковатая жидкость с ароматом дымка действовала успокаивающе. Взошла луна. В ее свете все теперь казалось голубым: и деревья, и верблюды, и песок.

Проснувшись утром, европейцы не обнаружили ни кочевников, ни верблюдов. Только цепочка следов уходила вдаль и обрывалась где-то на вершине бархана, освещенного лучами восходящего солнца.

Отметив по навигатору некую точку, Теркель предложил отправиться в путь по холодку.

Когда солнце стояло в зените, передняя машина остановилась на самом гребне бархана. Иннокентий вышел из машины, и Феликс последовал его примеру.

– Ну что, друг мой Феликс, готов пообщаться со Вселенной? – как-то особенно торжественно спросил Теркель. – Готов услышать ответы на свои вопросы?

– Да! – уверенно ответил Саенко, испытывая невероятный подъем от созерцания бесконечности пустыни.

– Ты мне доверяешь?

– Да!

– Тогда берем с собой только воду и дружбу.

– Согласен.

Теркель достал из машины небольшой сверток, вынул из него рулончик ткани, напоминающей бинт, но значительно более плотной, и обмотал голени от ботинок до колен, посоветовав Феликсу сделать то же самое.

Мужчины шли по пустыне несколько часов к ряду, а вокруг только барханы и ничего кроме песка. Солнце палило нещадно. Поднявшись на очередной бархан, они увидели темные силуэты, колышущиеся в потоках раскаленного воздуха, создавая иллюзию. Во рту настолько сухо, что язык не поворачивается. Иннокентий жестами указал Феликсу, что именно туда они и держат путь.

Двое мужчин стояли посреди Вселенной, плечом к плечу. Стояли молча, потому что было бессмысленно сотрясать воздух ничего не значащими словами. Они созерцали и думали…

«Как же сурова жизнь в пустыне… – размышлял Феликс. – Солнце и ветер высушивают все живое. Вот почему во время вчерашнего рукопожатия мне показалось, что руки у кочевников деревянные. А сегодня и мои руки стали такими же… Как хочется пить! Почему Иннокентий не предлагает воды? Неужели не хочет пить?»

Двое мужчин стояли посреди Вселенной, плечом к плечу. Стояли молча, потому что было бессмысленно сотрясать воздух ничего не значащими словами. Они созерцали и думали…

Иннокентий смотрел на маленький, иссушенный ветрами и палящим солнцем кустик. У его основания зашевелился песок и на поверхность выполз жучок.

«Все считают пустыню абсолютно безжизненным местом, где нет ничего, кроме камней и песка. Это заблуждение. Здесь есть жизнь: растут деревья, кустарники. Спрятавшись в песок от палящего солнца, мелкая живность выходит ночью поживиться».

Когда дневной зной сменился вечерней прохладой, Теркель достал из рюкзака двухлитровую бутылку воды, и в два приема они ее осушили. Затем Теркель развязал свой рюкзак и вынул из него упакованный в вакуумный пакет плед из верблюжьей шерсти. Расстелив плед на песке, уставшие путники улеглись на него и уснули. Прохладный воздух освежал лицо, а разогретый за день песок отдавал свое тепло, грел спину…

Иннокентий проснулся и, как ни старался, все же разбудил своего товарища.

– Что случилось? – полушепотом спросил Феликс.

– Все хорошо, просто хочу в туалет.

– Слышь, друг, а сноси и моего, а то вставать лень, – пошутил Саенко, поднимаясь на ноги.

Справив нужду, мужики снова прилегли. Воздух был чист и прозрачен, а небо сверкало невообразимым количеством ярких звезд. К тому же это было время звездопада, и они не успевали загадывать желания, глядя на яркие росчерки небесных светил. Смотреть на звезды перед сном, это совсем не то, что любоваться ими, бодрствуя. Россыпи необычайно ярких точек завораживают и заставляют воображение рисовать фантастические картины.

И вот наступает момент, когда четко и ясно приходит понимание того, что сделано не так. Незаметно воображаемые картины превращаются в сон. Проснувшись через некоторое время, понимаешь, что спал с открытыми глазами. Балансировать на грани сна и реальности довольно сложно, но чрезвычайно занятно. Исчезают пространство и время. Прожитое кажется бессмысленной суетой. Все доводы не убедительными… Наступает шаткое состояние, ни сон, ни явь, и тогда душа замирает от осознания бесконечности Космоса. Дыхание останавливается, и только тикающее словно часы сердце напоминает о том, что ты существуешь…