Сергей Журавлев - Ниже – только вверх. Книга 5. Аннигиляция

Когда Витюше исполнилось шесть лет, он впервые придумал, как отомстить няньке-надзирателю. Дождавшись момента, когда в доме никого не было, разбил ее любимое блюдце и осколки побросал в печь. Весь вечер бабка охала и ахала, убиваясь по исчезнувшему блюдцу, и все тыкала клюкой в ногу старшего брата. Но тот только отмахивался, а улучив момент, когда родители не видят, крутил у виска пальцем в ответ на бабкины мычания в его адрес. По малолетству и наивности Витюша считал, что весьма удачно скрыл следы своего преступления, но он не знал, что все тайное становится явным. На следующий день, выгребая золу из печи, бабка обнаружила осколки любимого блюдца и, обо всем догадавшись, пришла в ярость. Она зыркнула на двоюродного внучка так, что тот от испуга обмочился и дрожащими ручонками прикрыл лицо, пытаясь спрятаться от испепеляющего взгляда ведьмы. Но беззубая карга, с лицом, изрезанным глубокими морщинами и обильно усыпанным волосатыми бородавками, стала обхаживать Витька клюкой. Отполированная за десятки лет костлявыми руками палка взлетала и ложилась на его спину вновь и вновь. Витя повалился на пол в собственную мочу, а бабка придавила его лицо к луже и удерживала до тех пор, пока он не забился в удушающем кашле.

Потом Витя долго плакал. И чем обильнее текли слезы, тем яснее становились мысли. Теперь он понимал: мало продумывать, как насолить побольнее, важно сделать это так, чтобы никто и никогда не мог его в этом уличить.

Несколько дней мальчик вынашивал план мщения и лишь когда все точно просчитал, приступил к его выполнению. Палку-подпиралку старуха выпускала из рук лишь изредка. Такое случалось, когда она либо сидела, либо спала. Хотя и тогда она клала ее себе под бок у стены.

В один из морозных зимних вечеров, поужинав, семья пила чай. Бабка невыносимо шумно хлебала из блюдечка, тем самым подталкивая Витеньку к решительным действиям.

После чаепития все смотрели телевизор. Старуха, опираясь подбородком о костяшки рук, покоившихся на клюке, таращила подслеповатые глазки в черно-белый экран. Пожелав всем спокойной ночи, мальчик демонстративно удалился в свою комнату, но спать не лег. Он уселся на маленький стульчик и стал ждать, когда все разойдутся, а бабка останется похрапывать у телевизора. Витя сам уже несколько раз начинал клевать носом, и только страстное желание насолить бабке, разделавшись с ненавистной клюкой, заставляло его терпеливо ждать. И он таки дождался. Тихонько, как могут ходить на цыпочках только дети, он прокрался в комнату, взял орудие для экзекуций и понес в комнатенку, где стоял котел, греющий воду для отопления. Открыв загрузочную дверцу, мальчик посмотрел в топку. Красная утроба с пляшущими на поверхности горящего антрацита синими язычками отразилась в широко раскрытых, пылающих страстью возмездия глазах мальчишки. Сунув палку в приоткрытое поддувало, он с восторгом наблюдал, как яркие языки пламени пожирали бабкину клюку. Ощущение невероятного удовлетворения охватило мальчика, а когда остатки кривой деревяшки в последний раз полыхнули и превратились в угли, мальчик задрожал всем телом от необычайно острого чувства, в котором смешались страх возможного наказания за содеянное и наслаждение, полученное от мести. Даже те ощущения, что он испытал, получив в подарок от родителей танк на батарейках, не шли ни в какое сравнение…

Днем бабку отвезли в больницу, а через несколько дней ее хоронили.

Все – папа, мама брат и сестра – плакали, а Витя радовался так откровенно, что даже не сдерживал смеха. Мама пыталась одергивать сына, но окружающие успокаивали ее и просили не сердиться на мальчишку, указывая на малолетство.

Избавившись, наконец, от бабки, мальчик Витя получил долгожданный доступ к улице. Однако тут его ждали новые огорчения. Весьма сплоченный коллектив будущих первоклассников стал над ним насмехаться, поскольку он был неумехой. А когда Витя демонстративно сложил на груди руки и надул губы, его просто прогнали домой, надавав тумаков. Он всю ночь проплакал и, затаив обиду, вновь стал ждать удобного для мести случая.

Все население папуасской деревни и гости собрались у главного очага. Хозяева разламывали приготовленное на углях мясо, раскладывали парующие куски на пальмовые листья и самые аппетитные подавали сначала мужчинам европейцам, а затем вождю. Вождь поднялся и, прихрамывая, приблизился к Анне. Опустившись на колени, как перед божеством, он склонил голову и протянул ей свой кусок благоухающего мяса. Анна была тронута таким вниманием, потому что в этом первобытном обществе к женщинам не было подобного отношения. Но она была не просто женщина, она была той, кто вернул к жизни вождя. И, как оказалось, дикари могут быть благодарными. Ее стереотипы рушились.

Беседуя между собой, люди приступили к трапезе, а тем временем ниже по склону горы, где играл водопад, стали зарождаться облака, и вскоре, подсвеченные бледным светом небесных светил, они заклубились внизу, превращаясь в бурлящее море. Одна за другой, пронзая тучи, полыхнули яркие вспышки, они осветили людей, занятых поглощением пищи, и грянул гром.

– Наверное, именно такие картины породили у человечества представление ада? – поежившись от созерцания разыгравшейся стихии, сказала Анна.

– Не хватает только, чтобы разверзлась земля, изрыгнув потоки лавы, – добавил Феликс.

– Я думаю, с нас хватит приключений, – поспешил остановить полет фантазии европейцев Мигель. – Не стоит своими размышлениями накликать беду, мы и так находимся в непосредственной близости от эпицентра шторма.

– Что-то ты стал суеверным, Мигель, – поддел кубинца Феликс.

Неожиданно сильный порыв ветра, ворвавшийся в поселение, не дал разгореться ненужному спору. Прихватив еду, люди поспешили укрыться в хижинах, а через минуту-другую по пальмовым листьям, служащим кровлей для этих убогих жилищ, забарабанил тихий дождик, под который мирно спится после сытного ужина… И все уснули… Но сон был недолгим. Его прервали крики аборигенов.

– Что случилось? – спросил Феликс. – О чем кричат папуасы?

– Пока неясно, – ответил Путу, – вроде кто-то что-то украл… Сейчас узнаю.

Он покинул хижину, а за ним вышли и европейцы. Возле вождя, энергично жестикулируя, группа воинов что-то поясняла. Путу понял, что на лагерь был совершен набег чужаков. Они похитили юную девушку и ее мать, а теперь мужчины собираются вернуть своих соплеменниц.

– Путу, попроси вождя, чтобы взяли меня с собой! – взмолилась Анна. – Я просто обязана взять в этом участие. Иначе, какой я криминальный репортер.

Вождь долго не мог понять, почему Анна хочет участвовать в освободительной операции, но то, что именно она спасла ему жизнь, стало решающим. Получив приказ оберегать Анну и Путу, воины отправились в путь.