Том Клэнси - Все страхи мира

— Если у них есть материалы, сколько времени потребуется на производство оружия?

— Принимая во внимание уровень их технической подготовки, а также то, что они имеют доступ к американским системам в НАТО, я не вижу причины, почему в их арсеналах уже не может быть самостоятельно изготовленных ядерных бомб. Причем это будет не примитивное оружие. Находись я в их положении, имея в своем распоряжении специальные ядерные материалы, мне не составило бы труда изготовить двухкаскадные бомбы уже через несколько месяцев после объединения. Что касается более сложного оружия — трехкаскадных систем… может быть, на это потребовался бы еще год.

— Где бы вы принялись за такую работу?

— В Восточной Германии, разумеется. Там намного безопаснее. А вот относительно конкретного места… — Ученый задумался. — Ищите завод, оборудованный современными прецизионными станками, на которых обрабатывают высокоточные оптические инструменты. Телескоп с рентгеновской оптикой, недавно выведенный нами на орбиту, является непосредственным результатом наших исследований в технологии изготовления термоядерного оружия. Видите ли, для производства термоядерного оружия экспериментальная рентгеновская оптика имеет исключительное значение. Нам удалось узнать массу интересного относительно технологии производства американских водородных бомб из открытых публикаций, связанных с методами фокусировки рентгеновских лучей для астрофизических наблюдений. Я ведь уже говорил, что это физика. Ее нельзя скрыть. После того как совершено то или иное открытие в области физики, каждый, кто обладает достаточным уровнем знаний и желанием, может использовать его в своих целях.

— Вы очень меня успокоили, — недовольно заметил Головко. Однако на кого ему сердиться — на этого ученого, говорящего правду, или на природу, законы которой так легко открыть? — Извините меня, профессор. Примите мою самую искреннюю благодарность за то, что вы обратили на эту проблему наше внимание.

— Мой отец был учителем математики. Он прожил всю свою жизнь в Киеве и помнит немцев.

Головко проводил ученого до дверей кабинета, затем подошел к окну и остановился у него, уставившись на площадь невидящим взглядом.

Ну почему мы допустили их объединение? — спросил он себя. Им что, нужно жизненное пространство? Lebensraum? [22] Жизненное пространство (нем.). Стремятся стать самой мощной европейской державой? Или у тебя мания преследования, Сергей? Разумеется, ему платят за то, что он параноик.

Головко вернулся к письменному столу, сел в кресло и снял телефонную трубку.

— Это совсем несложно, и если такое необходимо, можно больше об этом не говорить, — ответил Кейтель на вопрос Бока.

— Ты нашел людей?

— Да, вполне надежных. Все служили за пределами ГДР, главным образом в Африке. У них огромный опыт. Три полковника, шесть подполковников и два майора — все на пенсии вроде меня.

— Не забывай о безопасности, — напомнил ему Бок.

— Знаю, Гюнтер. Каждый из них со временем стал бы генералом. У всех безупречные партийные характеристики. Иначе почему их уволили на пенсию? Наша новая Германия не доверяет им.

— Среди них не может оказаться провокатора?

— Послушай, Гюнтер, я — офицер разведки. Ведь я не даю тебе советов, как выполнять свои задания. Не надо советовать и мне. Пожалуйста, мой друг, прими решение: либо ты мне доверяешь, либо нет. Сделай выбор.

— Я знаю, Эрвин. Извини меня. Нам предстоит исключительно важная операция.

— Мне это тоже известно.

— Сколько времени потребуется тебе на подготовку?

— Пять дней. Мне бы хотелось подготовиться более тщательно, но я уверен в успехе, и мы можем приступить к операции быстро. Проблема, разумеется, в том, как избавиться от тела, чтобы его не обнаружили.

Бок кивнул. Об этом никогда не приходилось особо беспокоиться. Фракция Красная армия редко задумывалась о таких тонкостях — если не считать предательницы из числа «зеленых», которая сорвала одну из их операций. Но это была случайность. Ее похоронили в национальном парке, проявив тем самым чувство юмора, — правда, он особенно не задумывался над этим, приобщив женщину непосредственно к экологии, которую она так любила. Эта мысль пришла в голову Петре.

— Как я передам тебе видеокассету?

— Тебя здесь встретят. Это буду не я, кто-то другой. Через две недели остановишься в этом же отеле. Спрячь кассету в книге.

— Хорошо. — Кейтелю казалось, что Бок излишне увлекается, уж очень беспокоясь о безопасности. Для непрофессионалов типично увлечение комедией «плаща и кинжала». Им нравится играть в нее больше, чем профессионалам, для которых это всего лишь работа. Ну почему просто не уложить кассету в коробку и не завернуть в пластик, как кассету кинофильма? — Мне скоро понадобятся деньги.

Бок передал ему конверт.

— Здесь сто тысяч марок.

— Да, этого хватит. Итак, через две недели. — Кейтель встал, оставив Бока платить по счету, и ушел.

Гюнтер заказал еще одну кружку пива. Он смотрел на море цвета кобальта под ясным безоблачным небом. На горизонте плыли корабли — один был военным, но Бок на таком большом расстоянии не смог определить его национальную принадлежность, остальные — всего лишь торговые суда, перевозящие грузы из одного неизвестного порта в другой.

Выдался дивный день — теплое солнце и прохладный морской бриз. Неподалеку, на покрытом белым мягким песком пляже, дети и влюбленные могли наслаждаться купанием. Он подумал о Петре — и об Эрике и Урсуле. Прохожие не поняли бы по выражению его лица, о чем он думает. Чувства, связанные с утратой, остались позади. Тогда он плакал и метался в отчаяньи, стараясь прогнать их, но глубоко внутри в нем уже таилась страшная ледяная ярость и желание отомстить. Такой прекрасный день, а ему не с кем его провести. И в будущем не менее прекрасные дни он будет проводить в одиночестве. Больше не будет рядом Петры. Бок мог найти женщину, чтобы воспользоваться ее телом, но это будет всего лишь физиологической необходимостью, которая ничего не изменит. До конца своих дней он останется один. Эта мысль была страшной. Никакой любви, никакой семьи, никаких детей. Вокруг на террасе сидели люди, главным образом европейцы, улыбающиеся и веселые, они приехали сюда отдохнуть вместе с семьями. Люди пили пиво, или вино, или другой местный напиток, предвкушая удовольствия, которые наступят с приходом вечера: интимные ужины, прохладные хлопковые простыни после этого, смех и любовь — все, чего мир лишил Гюнтера Бока.

Он ненавидел их всех, сидя в одиночестве, непрерывно пробегая взглядом по сценам вокруг — как в зоопарке, наблюдая за животными. Бок презирал их за смех и улыбки… и за ожидающее их будущее. Как это несправедливо! У него есть цель в жизни, предназначение, к которому он стремится. У них — работа. На протяжении пятидесяти недель они покидают свои дома и едут на работу, занимаются там незначительными делами, которые кажутся им важными, возвращаются домой и, подобно хорошим европейцам, сберегают деньги для ежегодной поездки на острова Эгейского моря, или на Майорку, или в Америку, или куда-нибудь еще, где есть солнце, чистый воздух и море. Какими бы бессмысленными ни были их жизни, у них есть счастье — то, чего лишен одинокий мужчина, сидящий в тени белого зонта, который пьет пиво и смотрит на море. Да, это несправедливо, так несправедливо. Он посвятил свою жизнь заботе об их благополучии — и вот у них счастливая жизнь, которую он надеялся дать им, тогда как у него ничего не осталось — даже меньше, чем ничего.