Карин Фоссум - Глаз Эвы

Он сунул палец в ноздрю и немного поковырял там.

— Папа хотел БМВ. Такой, на какой он ходил смотреть. Белый. Если бы она, эта тетенька, купила «Манту»…

Сейер чуть не съехал в кювет. Сердце его в груди подпрыгнуло, но он взял себя в руки.

— Что ты сказал, Ян Хенри? Извини, не расслышал.

— Тетенька. Которая хотела купить нашу машину.

— Он об этом говорил?

— Да. В гараже. Это было в тот день — последний день, когда он был дома.

— Тетенька? — Сейер почувствовал, как по его спине пробежал холодок. — А он не сказал, как ее звали? — инспектор посмотрел в зеркало, перестроился и затаил дыхание.

— Сказал. У него на бумажке было записано.

— Ах, вот оно что?

— Но я его уже не помню, это было так давно.

— На бумажке? Ты ее видел?

— Ну да, она у него была в кармане, в комбинезоне. Он лежал на спине под машиной, а я сидел на верстаке, я там всегда сижу.

— Но ты говоришь, что видел листок — значит, он вынимал его из кармана?

— Да. Из кармана на груди. Он прочитал имя, а потом…

— Что? Положил назад в карман?

— Нет.

— А что, выбросил?

— Я не помню, что он с ним сделал, — сказал мальчик печально.

— А если ты хорошенько подумаешь, как, по-твоему, сможешь вспомнить?

— Не знаю.

Мальчик серьезно смотрел на полицейского; он начал понимать, что речь идет о чем-то важном.

— Если я вспомню, я вам скажу, — прошептал он.

— Ян Хенри, — так же тихо сказал Сейер, — это очень-очень важно.

Они подъехали к зеленому дому.

— Я понимаю.

— Так что, если вспомнишь что-нибудь про эту тетеньку — все, что угодно, — скажи своей маме, чтобы она мне позвонила.

— Ладно. Если вспомню. Ведь это было давно.

— Да, верно. Но иногда, если сильно напрячься и долго думать о чем-то, день за днем, можно вспомнить то, о чем ты, казалось, совершенно забыл.

— Пока, — сказал Ян Хенри.

— До скорого, — ответил Сейер.

Он повернул и смотрел в зеркало, как мальчик бежит к дому.

— Мне следовало бы предположить, — сказал он себе, — что парень может что-то знать. Ведь он всегда торчал с отцом в гараже. Ничему-то меня жизнь не учит.

Женщина. Она могла послужить приманкой, чтобы вытащить его из дома; а мужчина ждал где-нибудь, чтобы выполнить грязную работу. Но почему?

В доме номер 6 на Эрик Берресенсгате был магазин, где продавали сантехнику, поэтому инспектор направился к дому номер 5 и на втором этаже нашел некоего Й. Миккельсена, безработного. Парня лет двадцати пяти, в джинсах с дырками на коленях.

— Вы знаете Эгиля Эйнарссона? — спросил Сейер и уставился на парня: как тот отреагирует?

Они сидели за столом на кухне, друг напротив друга. Миккельсен отодвинул в сторону стопку лотерейных билетов, солонку, перечницу и последний номер «Vi Menn». [10] Еженедельный иллюстрированный журнал.

— Эйнарссон? Что-то знакомое, но не могу вспомнить. Звучит так, как будто он исландец.

Ему едва ли было что скрывать. Так что, конечно, не стоило ехать сюда, сидеть здесь за столом, покрытым клетчатой клеенкой, в разгар рабочего дня, — чтобы упереться носом в тупик.

— Он умер. Его нашли в реке пару недель назад.

— О-о-о, точно!

Парень потер тонкое золотое колечко в ухе и закивал:

— Ну конечно, я в газете видел. Убит ножом, и все такое. Да, теперь вспомнил. Эйнарссон. У нас тут скоро будет, как в Америке, и все это из-за наркотиков, если хотите знать мое мнение.

Честно говоря, Сейер не хотел. Он молчал и ждал, с любопытством вглядываясь в молодое лицо. Длинные волосы Миккельсена были расчесаны на прямой, как стрела, пробор, и ему очень шел «конский хвост», в который они были собраны. Надо же, некоторым мужикам это действительно идет, подумал Сейер. Могут запросто так ходить, и это выглядит совершенно нормально. Но таких немного.

— Да, ну, в общем, я его не знал.

— То есть вы не знали, какая у него была машина?

— Машина? Да вы что, откуда мне знать?

— У него был «Опель Манта». Модель восемьдесят восьмого года. В неправдоподобно хорошем состоянии. Он ее у вас купил два года назад.

— Ох, черт! Так это он?! — Миккельсен кивнул, как бы подтверждая свои слова. — Ну конечно, потому-то мне имя и показалось знакомым. Черт знает что!

Он зашарил по столу в поисках пачки антиникотиновой жвачки, поставил ее на ребро, дал щелчка и снова поставил.

— А откуда, черт бы вас побрал, вы это узнали?

— Вы же подписали договор купли-продажи, как и полагается. Вы давали объявление в газету?

— Нет, я просто ездил с объявлением на стекле. Я деньги экономил. Прошло всего два дня, и он позвонил. Он был довольно-таки странный тип, доложу я вам. Копил деньги целую вечность, платил наличными и все такое.

— А почему вы решили ее продать?

— Я не решал. Я потерял работу, и у меня просто не стало возможности ее содержать.

— То есть сейчас у вас машины нет?

— Почему? Есть. У меня «Эскорт», я купил его на автомобильном аукционе, старый такой. Но я им редко пользуюсь, у меня сейчас денег нет на бензин, я на пособие живу.

— Ну, на бензин-то хватит. — Сейер встал.

— Нет, не хватит, если хотите знать, что я думаю.

Оба усмехнулись.

— Помогает? — спросил Сейер и кивнул на упаковку жвачки.

Парень ненадолго задумался:

— Да, пока действует, но становишься полностью от нее зависимым. Да и дорогая она. А вкус отвратный, все равно что окурок жевать.

Сейер вышел, мысленно вычеркнул Миккельсена, возглавлявшего список, и перенес его имя в самый конец. Перешел улицу, чувствуя, как тепло ему становится в кожаной куртке от припекающего солнца. Это было самое лучшее время года для Сейера — он был полон ожиданий, мечтал о даче на острове Сандэйя, о солнце, море и соленой воде; это была квинтэссенция всех хорошо проведенных летних отпусков. Случалось, он чувствовал озабоченность, потому что был и другой — печальный — опыт: лето с дождем и ветром, такое тоже бывало. А если лето было солнечное, он немного успокаивался и не так сильно чесался.

Сейчас он быстро взбежал по невысоким ступенькам, открыл дверь, толкнув ее, коротко кивнул фру Бреннинген в приемной. По правде говоря, она довольно симпатичная женщина, эта фру Бреннинген. Умненькая и приветливая. Он не был бабником, хотя, может, и следовало бы, но это подождет. Пока он довольствовался тем, что смотрел на женщин.

— Что-то интересное? — спросил он и кивнул на книгу, которую она почитывала, если все было тихо.

— Ничего, — улыбнулась она. — Интриги, власть и вожделение.

— Прямо про нашу профессию.

Он поднялся по лестнице, закрыл за собой дверь кабинета и уселся на стул от Киннарпс, [11] Шведская компания, один из крупнейших производителей офисной мебели в Европе. который купил себе сам. Потом снова встал, выудил из шкафа дело Майи Дурбан, снова сел и принялся читать. Немного задержался взглядом на фотографиях — сначала на той, где она была еще жива: красивая, круглолицая, немного полноватая женщина. Черные брови, узкие глаза. Довольно-таки коротко подстрижена. Ей шло. Привлекательная женщина, жившая без забот. О ней многое говорила ее манера улыбаться: немного дерзкая, дразнящая улыбка, от которой на щеках образовывались ямочки. На другой фотографии она лежала на спине на кровати и смотрела в потолок широко раскрытыми глазами. На лице не было ни страха, ни удивления. Лицо ее вообще ничего не выражало, оно было похоже на маску, которую кто-то снял и бросил на постель.