Пол Макьюэн - Спираль

Кампус примостился на склоне холма с видом на Итаку, городок с населением двадцать девять тысяч человек, зажатый в ущелье между двумя скалами. Университет в 1865 году основал миллионер-филантроп Эзра Корнелл, создатель системы денежных переводов «Вестерн Юнион», вольнодумец, считавший, что прикладные науки должны преподаваться так же ревностно, как и классические. Корнелл заработал большие деньги на телеграфе — технологии связи, перевернувшей мир, как спустя полтора века это сделал Интернет. Отец-основатель вложил целое состояние в университет нового типа, совершенно непохожий на обремененные религией и ветхозаветными порядками учебные заведения его эпохи. Эзра Корнелл называл свое детище «учреждением, в котором любой человек сможет обучиться любому делу». Этот афоризм стал девизом Корнелльского университета. С первого дня его существования студентов не разделяли по религии и полу. Первая женщина выпустилась в 1873 году, первый афроамериканец — двадцатью четырьмя годами позже. Лиам гордился университетским наследием, ценил и уважал выходцев из низов. И был уверен в том, что ценность личности определяется отнюдь не чьим-то мнением, а исключительно достижениями этой самой личности. Англичане, например, на протяжении восьми веков считали ирландцев скотами. Лиам об этом никогда не забывал.

Лабораторный комплекс профессора Коннора занимал скромное место в подвале корпуса естественных наук — новенького здания из стекла, стали и камня в самом центре кампуса, в тесном промежутке между залами Рокфеллера и Бейкера. В этот вечер ученый стоял посреди лаборатории, держа в руках серебряный заостренный пинцет пятого размера. Ирландцу шел восемьдесят седьмой год, он был одет в коричневые рабочие брюки, серый свитер и поношенные белые кеды. За шестьдесят лет работы в Корнелле Лиам собрал одну из самых необычных и разнообразных коллекций живых грибов. Он называл ее «ветхий сад». Коллекция состояла из десяти тысяч ячеек размером с почтовую марку, в каждой — определенный вид грибной флоры. Ячейки размещались по принципу квадратной сетки, клетки которой создавали пестрый калейдоскоп желтых, зеленых и серых оттенков, так похожие на ухоженные сельские поля, если смотреть на них с высоты птичьего полета. «Ветхий сад» занимал три массивных, сделанных на заказ стола с крышками из гранита, каждый почти девять футов в поперечнике и полтонны весом. На подсчет всех видов грибов ушло бы несколько часов — чем не свидетельство мощи и разнообразия эволюции.

Каждая крохотная ячейка была помечена буквами и трехзначным номером. В ячейке № HV-324 произрастал Hemilea vastatrix, ржавчинный гриб, поразивший в 1875 году британские кофейные плантации на Цейлоне. За несколько лет он опустошил поля и превратил англичан в нацию любителей чая. Несколькими рядами дальше находился Asppergillus niger, из которого на подъеме опиумной торговли делали курительный опий чанду.

Рядом — Entomophthora muscae, «мушиная погибель», которую очень сложно культивировать. Грибок сначала проникает в нервную систему домашней мухи. Каким-то неизвестным образом он подает мухе команду забраться на самую высокую точку, какую она сможет обнаружить, и отдать там концы, задрав брюшко кверху. Muscae выедает внутренности мухи, потом, используя полую хитиновую оболочку в качестве пускового ствола, выстреливает в воздух миллиарды спор на пагубу другим мухам.

Лиам порылся пинцетом в одной из ячеек, обнажив покрытую серой порослью пластмассовую крышку от бутылки. Он поднес ее слегка дрожащей рукой к свету. Как почти все другие образцы в «саду» Лиама, это был сапробионт, гриб, питающийся мертвечиной. Такие грибы поедали трупы растений и людей. Профессор пытался расширить их рацион. Методом проб и ошибок, применяя генную инженерию, он учил грибы поглощать отбросы современного общества, расщеплять что угодно, от пластмассовых кредитных карточек до кукурузной шелухи.

— Дед, а дед? — позвал Дилан.

Лиам взглянул на рыжего девятилетнего правнука.

— Да?

— Какая разница между слонами и ягодами черники?

— Понятия не имею.

— Они все синие, кроме слонов. Что сказал Тарзан, когда увидел тысячу слонов на гребне холма?

— Что?

— Слоны! Что сказала Джейн, когда увидела на гребне холма тысячу слонов?

— Ну-ну, просвети.

— Черника! Она цветов не различала.

Дед с правнуком посмеялись. В развитии Дилана наступила фаза увлечения анекдотами про слонов.

— Дед, а дед, ты ведь почти все на свете знаешь?

Старик повернулся к мальчишке.

— Ну, кое-что знаю.

— Как узнать, когда девочка… ну, это… проявляет интерес?

Профессор приподнял брови.

— Улыбку красавицы трудно понять, женскую тайну не разгадать.

— Да ладно тебе! Давай без рифмы.

Лиам опустил пинцет.

— Хорошо… Как узнать, говоришь? С твоей прабабушкой Эдит — упокой Бог ее душу — все было просто. Она принимала особую стойку — сгибала правую ногу в колене и ставила туфлю на носок, вращая каблучком. На словах она говорила мне, что я ее привлекаю, как тритон пятнистый, но каблучок рассказывал другую историю.

— Ты это все придумал, правда? Рассказываешь мне побасенки.

— За ложь такую пусть меня повесят, но каблучок не врал, как дважды пять есть…

— …десять! — со смехом закончил Дилан.

Лиам просиял, радуясь, что Дилан в хорошем настроении. Когда его мать около года назад едва не погибла в автокатастрофе, парню пришлось трудно, на него пахнуло дыханием смерти в то время, когда мысли должны быть заняты кузнечиками да таблицей умножения. Лиам тревожился, опасаясь уйти из жизни слишком рано, пока мальчик все еще в нем нуждался.

Но похоже, самое трудное осталось позади.

В «ветхом саду» в утрамбованном проходе между рядами грибных ячеек промелькнул ползунчик. Микробот остановился и острыми как бритвы кремниевыми лапками отсек кусочек гриба на пробу. Затем он подбежал к углу стола, где засунул образец в анализатор РНК и экспрессии белка. Кремниево-металлические микроботы, получившие прозвище «ползунчики», работали у Лиама садовниками. Размером меньше десятицентовой монеты, четырнадцать ползунчиков управлялись компьютером под наблюдением видеокамеры под потолком. Дилан очень любил маленьких роботов и каждому присвоил собственное имя.

Профессор взглянул на правнука.

— А девочка кто?

— Да так, есть одна… И каблучком она не крутит.

— Они все разные. Но любая чем-нибудь себя да выдаст. Ты за ней наблюдал — что она делает?

— Глазами — что-то странное, вроде как щурится.

— Гм. Это о чем угодно может говорить. А еще?

— Кулачки сжимает.

— Большие пальцы внутри кулака или снаружи?

— Внутри.

— Ну, парень, тебе крупно повезло!