Брижит Обер - Железная Роза

Я снова забрался в кабину, меня трясло, и я беспрерывно чихал. Тело горело, у меня была температура. Мне нужен отдых, нужно тепло. Зубы у меня стучали. Стоя на четвереньках, я вяло и неуверенно принялся обшаривать машину и обнаружил старый пластиковый чехол, весь испачканный в смазке. Он показался мне чудовищно тяжелым. Я догадался заблокировать двери и улегся сзади на полу, завернувшись в чехол. Несмотря на терзавший меня холод и неотвязные, но безответные вопросы, я почти в тот же миг заснул тяжелым, свинцовым сном.

Мы с Мартой занимались любовью. Я самозабвенно исходил потом, прижавшись к ее скользкому телу, впившись губами в ее жаркое плечо. Но Марта была какая-то непривычная… чуждая, отсутствующая, как… как пластиковая кукла, да, пластиковая кукла с мертвыми глазами. Я отчаянно встряхнул ее, крича: «Марта, ты меня слышишь? Марта!» — и проснулся, закутанный в пластик, в поту — мокрый хоть выжимай; луч солнца, проникший сквозь стекло, припекал мне лицо. Может, весна наконец-то решилась доказать, что она не зыбкая мечта, а действительно наступила… Я кое-как выбрался из пластикового кокона и глянул на часы на приборном щитке. Времени девять сорок три, я в краденой машине, без документов, без денег, без одежды. А главное, ничегошеньки не понимаю. О такой добыче полиция может только мечтать. Надо взглянуть в глаза реальности: моя карьера подошла к концу, и, как метеорит, сошедший с орбиты, я вот-вот приземлюсь в тюрьме. Правда, если только мне не влепят пулю между глаз и тем самым не прекратят мои страдания.

Я встряхнул головой и перебрался вперед. В перчаточном ящике лежали изрядно потертые на сгибах карты автодорог, пакетик с таблетками от ангины, темные очки, пара меховых перчаток, табличка с надписью «врач» и изображением кадуцея, которую ставят на ветровом стекле, и документы на машину. Как я и подозревал, она принадлежит АО «Голубятня»; так называется клиника этого суки Ланцманна.

Я бросил в рот пригоршню таблеток, но проглотил их с болью: так пересохло у меня горло. Надо попить. Я вышел в поле, сандалии санитара, в которые я был обут, увязали в перенасыщенной влагой земле. Воды! На дороге стояли лужи, и я, опустившись на четвереньки, долго лакал, как зверь, мутную воду. Я испытывал потребность в воде — в воде больше, чем в чем бы то ни было. А когда наконец поднялся, то чувствовал себя гораздо лучше. Пот на теле высох и превратился в какую-то леденящую пленку. Возвращаясь к машине, я обнаружил на ее боках надпись голубыми буквами: «Клиника „Голубятня“». Отличный опознавательный знак.

Без особой надежды я снова обшарил машину; это было мучительно, потому что все мышцы тела у меня болели, и обнаружил только мигалку да пустую канистру для бензина. Я не видел никаких возможностей перебраться через границу, разве что водрузить на голову мигалку и попытаться выдать себя за инопланетянина. Проглотив вторую пригоршню таблеток, я принялся изучать карту. Найдя последнюю деревушку, которую я запомнил, я определил, что нахожусь у самой границы. Из-за температуры у меня было ощущение, что движения мои какие-то замедленные, и вот так медлительно я установил на крышу мигалку, сложил карту, включил двигатель и выехал на дорогу.

Я прождал добрых четверть часа, прежде чем увидел медленно едущий серый, заляпанный грязью «фольксваген». Водитель, человек лет пятидесяти, с обветренным, загорелым лицом и висячими усами, затормозил и уставился на меня. Я стоял рядом с машиной в своем медицинском облачении, держа в руках канистру, пытаясь придать лицу нормальное, приветливое выражение. Размахивая канистрой, я пошел к «фольксвагену». Водитель хмуро смотрел на меня. Я только молил Бога, чтобы халат мой не оказался слишком уж измазан грязью и кровью и чтобы по лицу у меня не катились струйки пота, придающие мне вид опасного психа.

Но то ли водитель был по натуре доверчив, то ли никогда не смотрел фильмов ужасов, но он опустил стекло. Этого мне только и нужно было. Правой рукой я сграбастал его за ворот, левой открыл дверцу и выволок его из машины; при этом у меня было ощущение, будто плечо разламывается от боли.

Смертельно перепуганный, он разинул рот, точно вытащенная из воды рыба. Я повернул его спиной, швырнул на капот, с силой завернул руку. Он был ниже меня сантиметров на пятнадцать и легче самое малое килограммов на десять, так что я чувствовал себя кровожадным извергом. Я попытался поговорить с ним разумно:

— Не бойтесь, я не сделаю вам ничего плохого, мне нужна только ваша одежда.

— Моя одежда?

Он с трудом выдавил эти слова.

Я кивнул и снял с него куртку. Оцепенев, он не сопротивлялся и только переводил встревоженный взгляд с надписи «Клиника» на боку «рено» на мое искаженное лицо буйно помешанного. Я расстегнул ему рубашку, и он, желая быстрее покончить, сам стащил с себя брюки. Трясясь от холода, он стоял на дороге в одних белых слипах. Я снял с себя халат и подал ему. Он с величайшим отвращением воззрился на него и сунул, как и получил, комом под мышку. А я закончил одеваться, сел, провожаемый его несчастным взглядом, в его машину и включил стартер.

— Я все сохраню, обещаю вам, и все ваши вещи вам будут возвращены, — крикнул я, отъезжая.

Но я видел: верит он моему обещанию ничуть не больше, чем я сам.

Вдруг он показал мне кулак и побежал к «рено». Дверца-то «рено» была открыта, но ключи лежали у меня в кармане. Я прибавил скорость и устроился поудобнее, чувствуя, как меня охватывает тепло от его меховой куртки и рубашки из шотландской шерсти, которая оказалась мне маловата и растянулась у меня на теле. Малы оказались и его резиновые сапоги, пальцы у меня в них были поджаты. А брюки вообще не удалось застегнуть, и они держались только на ремне. Мне было безумно мерзко, оттого что пришлось ограбить этого беззащитного человека, оттого что я превратился в настоящего загнанного зверя, способного на все. Мерзко, оттого что вляпался в такое дерьмо, но другого способа выбраться из него у меня не было.

Вскоре показался пропускной пункт на немецкой границе. Я застегнул куртку, проверил, в порядке ли документы хозяина машины, столяра по профессии, если судить по тому, что находилось в кабине. По идее, он не успел еще поднять тревогу: в этот ранний час на боковой дороге, где он имел несчастье встретить меня, проезжающих мало. К шлагбауму я подъехал на малом ходу с невозмутимой физиономией. Мусор, замурованный у себя в каземате, сделал мне нетерпеливый жест «проезжай». Если они и получили какие-либо наводки, то только насчет «рено-эспас». По другую сторону границы немецкий таможенник даже не взглянул на меня, он впялился в экран маленького телевизора, передающего подробности авиационной катастрофы. Я прополз мимо него со скоростью пешехода, после чего поддал газу. Пронесло…