Алексей Кумелев - Последний

Анатолий допил последний стакан и помутневшим взором заметил, что Александр, положив голову на руки, дремлет на кухонном столе.

— Ну чё, нажрался? — пьяным голосом спросил он, но вместо ответа только услышал громкий храп, вылетающий из губ горбуна. «Ну ладно, хер с тобой», — решил для себя палач и нечеткими движениями схватил сигареты с края стола. Открыв пачку, он увидел, что в ней осталась только три сигареты, ожидавших вынесения приговора в своей дальнейшей судьбе. «Этот козел еще и всю пачку выкурил», — выматерился про себя душегуб, зажигая сигарету. Струя дыма быстро наполнила легкие, приведя карлика в состояние эйфории и безмятежности. Он неспешно откинулся спиной на спинку стула и стал вальяжно докуривать сигарету, пуская мощные струи дыма в потемневший потолок. Левая рука поползла в карман штанов, где нащупала золотую цепочку. «На месте, моя родная», — еще раз убедился Анатолий и, подняв руку, посмотрел на часы. Непомерно большой циферблат командирских часов, болтавшийся на тонкой ручонке Ижевского маньяка, показывал пятнадцать минут восьмого.

— Ну ни хрена себе посидели, — удивляясь столь позднему окончанию затянувшейся попойки, прохрипел он. — Пора и спать. — адресовав себе, приказал палач и, докурив сигарету, бросил ее в грязную сковородку, более похожую на огромную чугунную пепельницу, в которой перемешались засохшие частички приготовленной пищи, раздавленные сигаретные окурки, горы пепла, увенчанные вершиной из скомканной упаковочной бумаги для колбасы. Теплые солнечные лучи уже пронизывали грязные стекла окон кухни, когда он, грузно поднявшись из-за стола, зигзагообразной походкой двинулся в комнату, избрав кровать конечной точкой путешествия. Медленно тлеющий окурок сигареты с жадностью накинулся на плотную, немного скомканную, просаленную упаковочную бумагу, в то время как пьяное тело рыжеволосого карлика упало на кровать. Ярко-красные языки дико пляшущего пламени с невероятной прожорливостью съедали сухие куски бумаги и, встретившись, образовали небольшой столп огня, распространяющий жар вокруг себя. Не на шутку разгорающийся костер своим огненным дыханием опалил запястье оголенной правой руки спящего насильника. Подвластный рефлекторным функциям, контролирующим человеческое тело даже в глубоком сне, он быстро отодвинул обожженную руку, случайно задев покрытую черной бахромой сковородку. Чугунная кухонная утварь со звоном упала на вязаную дорожку, закрывающую невзрачные половые кухонные доски. Окрыленный новой порцией еды, вечно голодный огонь злобно перекинулся на коврик, который недолго сопротивлялся натиску всепожирающего, яростного пламени, источая нитки черного дыма, которые, клубясь, поднимались к потолку кухни. Через несколько минут, сдавшись сильному противнику, коврик устрашающе загорелся фиолетовым пламенем. Сожрав без остатка весь коврик, пламя перекинулось на кухонные, лакированные доски пола. Удушливые клубы серого дыма, бесновато снующие под потолком, быстро заполнили небольшое пространство кухни, предвкушая сладость человеческой жертвы. Александр даже не успел почувствовать, как угарный газ, смертельно расползающийся по дому, наполнил пространство прокуренных легких. Убийственный огонь захватил ножки деревянного стола и, поднявшись вверх, залез на столешницу. Засаленные, сбившиеся, немытые волосы уже задохнувшегося к тому времени горбуна ярко вспыхнули, как спичечная головка. Столп оранжево-красного огня, с колышущимися в разные стороны щупальцами, с наслаждением поедал склоненное над столом человеческое тело, окутанное в ярко-багровое покрывало.

Живущие рядом соседи, заметили пожар только тогда, когда огромные, завихряюшиеся снопы дыма вырывались из щелей бревенчатого дома и, подхватываемые сильными порывами ветра, взмывали вверх. Спустя некоторое время утреннюю тишину, зависшую над деревянным царством, разрезал острием лезвия гул приближающегося пожарного расчета. Когда выкрашенный в цвет огня «Урал» подъехал к месту пожара, дом представлял большой пионерский костер, раздуваемый потоками усиливающегося ветра, который, как видно, подобно маленькому, любопытному ребенку, забавлялся с деревянным неказистым домиком, простодушно помогая «красному петуху» доесть такой лакомый кусочек. Звуки сгорающего дерева, треск шифера, короткие приказы пожарных, человеческий гул зевак, пришедших посмотреть на представление, которое устроил утренний пожар, заполнили разрезанную на тонкие лоскутки утреннюю тишину. Мощные струи воды, изрыгаемые толстыми шлангами брандспойтов, полетели на ярко-красного противника, спешно поедающего дом душегуба. Завязалась битва извечно настроенных друг против друга земных титанов. Они слились в единый ширящийся и бурлящий клубок, от которого исходил белый шлейф, плотным столпом тянущийся в небо. Королевская битва сильных земных стихий закончилась. В очередной раз поверженный огонь полностью капитулировал, оставив после себя робкие язычки пламени, которым уже никогда не суждено было превратится в огромное, познавшее вкус человеческой плоти пламя. Закончив массированный артобстрел и вооружившись крюками, пожарные двинулись к черной груде бревен, некогда бывшей деревянным одноэтажным домом. Первым они обнаружили труп горбуна. Его телом изрядно насытился огонь, превратив человеческую плоть в кусок черной сажи, неряшливо налепленной на скелет. Тело Анатолия, черное от дыма и копоти, нашли чуть позже. Он был завален парой массивных бревен, упавших с перекрытия. Убрав с трупа обгоревшие деревянные элементы перекрытия, пожарные заметили, что второй погибший пострадал в меньшей степени: огонь успел полакомиться только нижней частью ног. В подъехавший, крытый тентом грузовой «Уазик» погрузили тела двух погибших на пожаре людей, один из которых мертвой хваткой в маленькой ручонке сжимал цепочку из благородного желтого металла, так и не ставшей для него началом новой жизни. Катафалк, сманеврировав в тесном уличной проеме меж пожарными машинами и кучей глазеющих обывателей, повез груз в городской морг.

Родители погибшей ужасной смертью девушки узнали о гнусном побеге Максима рано утром в отделении Октябрьского РОВД. Страшная и рвущая острыми когтями душу боль утраты единственного ребенка на время заглушило справедливое чувство мести, кипящее в родительской груди. За неполных два дня они должны проделать гигантскую работу, связанную с похоронами дочери, а не заниматься поиском и наказанием человека, клявшегося еще вчера в вечной любви и заботе. «Придет время, он за все ответит», — негласно решили убитые горем родители.