Александр Егоров - Пентхаус

Тогда мне было хреново, и я даже не нашелся, что ответить. С тем и уселся в машину.

Нехорошо прищурившись, Танька посигналила у ворот. К моему изумлению, створки тотчас же поползли в разные стороны.

К особняку Георгия Константиновича вела широкая дорожка, выложенная плиткой, темно-бурой, словно от запекшейся крови. Пролегала она мимо зеркального пруда, альпийской горки, усыпанной какими-то траурными цветочками, мимо колючих розовых кустов (тут я поморщился), мимо лунных фонарей, словно бы висящих в пространстве на невидимых растяжках.

Никто нас не встречал. Только видеокамеры поблескивали злобными глазками.

Когда нас окликнули, я вздрогнул сильнее, чем следовало. А вот Танька очень хладнокровно обернулась на голос.

— Добро пожаловать, — сказал Георгий Константинович. — Уж мы вас ждали, ждали.

«С блокпоста предупредили», — понял я и тут же перестал об этом думать.

Это было как dИjЮ vu — грузный бритый Жорик в льняных брюках и футболке с размашистой надписью. На этот раз простой и скромной:

VERSACE

И чуть выше, мелкими буквами:

Too late to kill

Он восседал за идиотским белым пластиковым столиком, как из уличного кафе, на таком же стульчике — словно весь этот одноразовый гарнитур вытащили только что, специально для нас. Догадка была не такой уж и нелепой: на столе перед ним красовалась бутылка «хеннесси» — и возле нее в ряд три пустых бокала, как пешки подле короля.

Я не сразу заметил нездоровую бледность его лица. По всему видно, что у него скачет давление. Не слишком ли он увлекался подвалом, подумал я, и меня передернуло снова. Потом я вспомнил, что и сам выгляжу не шикарно. А Жорик уже обратился ко мне:

— Подсаживайтесь, доктор. И мадам. Прошу.

Мы остались стоять. Жорик пожал плечами.

— Если вы приехали за Маринкой, то лучше сразу сядьте.

Не говоря ни слова, Танька сдвинула пластиковый стульчик и уселась, сложив руки на груди. Я последовал ее примеру. Жорик потянулся к бутылке, взвесил в руке бокальчик. Я покачал головой отрицательно.

— Давно ли? — усмехнулся Жорик.

— Давайте к делу, — холодно произнесла Таня. — Вы что-то говорили о девочке?

На крыльце особняка появился Вовчик. Издалека помахал мне рукой, как старому другу. Повернулся спиной и скрылся в доме.

— О девочке, — вздохнул Жорик, наливая одному себе. — Да. Тут вопрос серьезный.

— Вопросы вам будут задавать в другом месте, — пообещала Танька. — А мы хотим знать, где Марина. И больше ничего.

— Где Марина. Хорошо. Я скажу. Но позже.

Жорик единым духом залил в себя грамм сто коньяку. Он перестал улыбаться. Теперь разглядывал этикетку «хеннесси», будто надеялся прочесть на ней что-то новое.

— Доктор, — сказал он затем. — Я всегда знал, что ты парень талантливый.

— Ну и что? — спросил я.

— Помнишь, я тебе говорил, что твоя работа кончена?

Я промолчал.

— И я тебе сказал, что Марина останется здесь. Ты не спорил. Не спорил ведь? Пусть гражданин начальник так и запишет. — Тут Георгий Константинович метнул проницательный взгляд в танькину сторону.

— Так и было? — спросила она каким-то новым, незнакомым голосом.

— Я не помню, — признался я. — Они меня напоили.

— Ты не очень-то и отказывался, — проговорил Жорик. А сам приподнял бутылку, словно приглашал.

Я отвернулся.

— Хватит нам зубы заговаривать, — напомнила Таня. — В прокуратуре о ваших художествах всё известно.

Жорик усмехнулся. Снова наполнил бокал, повертел перед глазами.

— В прокурату-уре, — протянул он.

Усмешка задержалась на его губах дольше обычного, да так и не сползла. Он с видимым удовольствием выпил (у меня отчего-то свело живот), вернул бокал на стол и продолжил:

— Вы немного не врубаетесь. Я тоже люблю самодеятельность, но вы уже заигрались.

— Где Маринка? — негромко спросила Таня. На меня она не смотрела. Она не сводила взгляда с Жорика. Он тоже смотрел на нее — и улыбался.

— А вот это я люблю, — сказал он. — У нас, может быть, и газовый баллончик в сумочке?

Наконец-то его рожа раскраснелась, и он перестал быть похожим на распухший труп.

— Вы где служите, девушка? — спросил он заинтересованно. — В паспортном столе? Ах, нет. Наверно, по малолетним правонарушителям специализируетесь. Да и то, наверно, в карьере обходят. По одежке вижу.

На мгновение я решил, что Танька обидится. Но это было не так.

— Я тоже много чего вижу, — отвечала она. — Чтоб вы знали, дорогой господин спонсор: ваш знакомый директор интерната уже под подпиской о невыезде. Поскольку по ряду причин в зону он очень не хочет, он будет разговорчивым.

Жорик шлепнул ладонью по столу.

— Вот так даришь детям счастье, и никакой благодарности, — заявил он. — Послушайте, девушка. Хватит тупить. Вы хотите нормальной жизни? Старшим инспектором хотите быть? Один звонок, и у вас — кабинет и кресло кожаное.

— Где девочка? — упрямо спросила Танька. — Я без нее не уеду.

— А вы оставайтесь. — Жорик широким жестом обвел окрестности и чуть не смахнул бокал. — У нас тут весело бывает. Всяко лучше, чем на ваших вечеринках в ДК милиции.

— Я бы на вашем месте не веселилась.

Вот странно: Жорик и вправду вдруг стал серьезным. Даже надпись «Versace» на его брюхе отчего-то съежилась.

— Окей, я вас понял, — медленно произнес он. — Ну что же. Придется порешать вопросы…

Ледяные мурашки побежали у меня по спине. Его заплывшие мутью глаза ворочались в глазницах, не останавливаясь ни на ком. Я помнил этот его взгляд. Такой взгляд был у него уже в его пятнадцать. Блуждающий взгляд убийцы.

Я посмотрел на Таньку и слегка охренел: она улыбалась. Одними губами. Но все же она улыбалась.

Точно так же, наверно, она глядела на своих трудновоспитуемых малолетних воров и насильников. Переделывать их бесполезно, знала она. Можно только переломить их волю.

— Дело уже у федералов, — бросила она. — Мы не увлекаемся самодеятельностью.

Мне показалось, что Георгий Константинович на мгновение утратил самоконтроль. Это длилось недолго; правильнее сказать, недолго длилось мое заблуждение. Его жирные пальцы разжались, на губах зазмеилась скверная улыбочка. Но муть из глаз пропала. Теперь он был спокоен, даже очень спокоен.

Он запустил руку в карман и вытащил тонкий дорогой мобильник.

— Маринчик, — сказал он в трубку, и мое сердце сжалось. — Выйди, киска. Да. Так получилось.

«Так получилось», — повторил я беззвучно.

Прошло пять минут, на протяжении которых меня бросало то в жар, то в холод. Георгий невозмутимо разглядывал свои белые жирные руки; он уперся кулаками в стол и вертел большими пальцами — то по часовой стрелке, то против.

— Что бы вы там ни говорили… — начала Танька и остановилась.

Хлопнула дверь, и Марина сбежала вниз по ступенькам.