Реймонд Хаури - Убежище

Ди Сангро забыл о времени и все сидел в своему углу, погруженный в воспоминания о встречах с этим человеком, придирчиво перебирая все их разговоры, выражение его глаз, в котором ему виделась упрямая решимость скрыть от него правду… В памяти назойливо всплывала одна его фраза. «Лучше вам не пытаться узнать эту тайну, князь. Поверьте, она вовсе не дар судьбы, а ее проклятие! Истинное проклятие, не дающее тебе ни минуты передышки».

Передышки!

Он никогда не забывал ту отповедь, но сейчас его память вдруг связала последнее слово со смелым взором тогдашнего маркиза Монферра, в глубине которого читались необыкновенная усталость и какая-то загнанность…

Что, если Ботелхо все-таки нашел эликсир, но по каким-то причинам, которые ди Сангро даже представить себе не мог, прекратил его принимать?!

Кровь вскипела в ди Сангро, когда он понял, что его обманули! Он швырнул кружку на пол и с силой потер лицо, стараясь прояснить хмельную голову.

Проклятый маркиз в очередной раз сумел обвести его вокруг пальца!

Да, он состарился, но это вовсе не значит, что у него нет вожделенного эликсира. Он просто больше не пользуется им! А ди Сангро, как несмышленый ребенок, как последний дурак, попался на удочку маркиза с его мнимой искренностью и уже готов был отказаться от своей цели!

— Подлец! — в бешенстве взревел он, кое-как вылез из-за стола и, пошатываясь, пошел вон из битком набитой таверны, подталкиваемый бушующей в крови яростью.

Себастьян следил за легкими тенями от лунного света, бродившими по стенам спальни.

Тревога не давала ему спать. Вновь появившийся ди Сангро мог отнять у него сына или Терезию. Жаль, он не покончил с ним прямо там, на берегу озера, но теперь поздно жалеть. К тому же еще неизвестно, с кем он сюда прибыл, кто знает о его подозрениях. Значит, даже если бы он и убил князя, это не гарантировало бы ему спокойной жизни.

Его убежище раскрыто, а его душевный покой нарушил не столько сам ди Сангро, сколько его слова, до сих пор звучащие в ушах Себастьяна.

«Если бы это оказалось правдой… Только представьте, как изменился бы мир! Каким бы это стало бесценным даром для всех нас! Жить дольше, чтобы больше времени быть рядом с теми, кого мы любим, кем дорожим! Иметь в своем распоряжении больше времени, чтобы посвятить его изучению наук, путешествиям, познанию мира, открытиям… настоящей, полноценной жизни!»

О, Себастьян и сам не раз представлял себе ослепительные перспективы, как до него его отец и старый Исаак Монталто, мечтавшие своим открытием осчастливить человечество.

Но после их смерти ему пришлось одному нести тяжкое бремя. И он устал, он невыразимо устал и предал завещанную ему тайну.

Ди Сангро сказал правду. Это была настоящая трагедия.

Отнять у человечества такой великий шанс невозможно, недопустимо! Себастьян не имел права забывать о своей миссии.

Терезия пошевелилась и, опершись на локоть, заглянула ему в лицо. Взгляд ее стал встревоженным и серьезным: как всегда, она все поняла без слов.

— Нам нужно уехать, да? — спросила она.

Себастьян только кивнул и обнял ее нежное тело, облитое мерцающим светом луны.

С первыми лучами рассвета ди Сангро ворвался во внушительный особняк, грозно размахивая саблей и пистолем, и заорал, вызывая Себастьяна, но на его крики никто не ответил. Он растолкал появившихся слуг, пытавшихся успокоить его, и взлетел по главной лестнице на второй этаж. Толчком ноги распахнул резные двери спальни Себастьяна и Терезии, и его встретили тишина и пустота.

Они успели уехать, и он инстинктивно почувствовал — больше он никогда их не увидит.

Ноги под ним ослабли, он упал на пол, выронив оружие, и зарыдал.

Себастьян наблюдал, как носильщики перетаскивают на корабль сундуки и туалетный столик Терезии. Гавань была густо усеяна судами всех размеров — от крошечных финикийских фрегатов, по форме напоминающих серп луны, перевозивших мелкие грузы внутри порта, до высоких трехмачтовых кораблей, которые ходили по Атлантическому океану и связывали старый портовый город с Новым Светом.

Сердце его тревожно сжималось при мысли о том, что его жене и сыну предстоит пересечь необозримый океан. Хотя он сам принял такое решение, оно не давало ему покоя с тех пор, как несколько дней назад они в спешке уехали из дома.

Он понимал — в Старом Свете его семье не дадут покоя ди Сангро и другие люди, которые могли узнать о его тайне. Во всяком случае, до тех пор, пока он будете женой и сыном.

А он чувствовал себя обязанным продолжить свое дело. Сдержать обещание. Исполнить свое предназначение.

— Почему бы тебе не передумать и не взять нас с собой? — снова спросила его Терезия.

Мигель держался за руку матери и с огромным любопытством смотрел, как на высящееся перед ними судно грузят их последние вещи.

— Это небезопасно, — с трудом проговорил Себастьян.

Он знал, что говорит. Он уже бывал на Востоке и решил снова вернуться в Константинополь, где, как и пятьдесят лет назад, появится под видом шейха и отправится оттуда в Левант. Он посетит многолюдные города Бейрут, Иерусалим, Дамаск и Багдад, будет путешествовать по горам и пустыням, разделяющим их, в надежде на успех своих поисков.

Первый помощник капитана отдал команду убрать трап и отдать швартовы.

Терезия крепко стиснула руку Себастьяна.

— Возвращайся ко мне, — прошептала она ему на ухо.

Он обнял, поцеловал жену, потом нагнулся и расцеловал на прощание сынишку.

— Постараюсь, — коротко сказал он. Большего он не мог ей обещать.

С болью в сердце он следил, как корабль поднял паруса, унося от него единственное настоящее счастье, которое он знал в жизни.

Корбена, Кирквуда вместе с мохтаром и членами его семьи под охраной вывели из дома. На горизонте пышной пеной сгрудились облака, освещенные снизу лучами заходящего солнца.

Кладбище находилось в дальнем конце деревни и представляло собой участок бесплодной, усыпанной камнями почвы, в центре которого возвышался мазар — традиционное для арабов захоронение особо почитаемого человека с памятником в виде конусообразной каменной глыбы. Вокруг него были разбросаны простые могилы. Мохтар привел их к одной из них, остановился и угрюмо показал на нее.

Кирквуд опустился перед ней на колени. На едва выступающем над землей обыкновенном камне виднелось какое-то круглое изображение. Кирквуд стер с него налипшую грязь и мох и обнаружил четкое изображение змеиной головы; остальные детали резьбы стерлись от времени.

Под изображением змеи он заметил что-то еще и отгреб сухую землю. На замшелой поверхности камня проявились полустертые арабские цифры.

— 1802 год, — произнес глухим голосом Кирквуд, и его охватило чувство бесконечной горечи.